Боги как боги - [40]

Уходя в розовеющий за высотками рассвет, шерстистый думал: «Оказывается, эти человечки — крепкие шельмы. Надо будет ещё раз хорошенько замаскироваться и повторить».

Уходя в мерцание неоновых вывесок и оранжевых фонарей, вареник думал: «Не зря это место назвали лучшим из миров. Полвечности так не развлекался!»

В Музее современного искусства

Худющий нескладный креатор ходил вокруг экспоната Музея, недоумённо качал головой, морщил нос, тихонько бормотал про себя:

— И это искусство?

На кичливом постаменте лежала бесформенная кучка Хаоса Изначального. Надпись на позолоченной табличке гласила: «Мой внутренний мир». Маленький рельефный портрет автора (знакомого, кстати, автора, недавно щеголявшего в образе придатка баобаба) взирал надменно и презрительно.

Поблизости отиралась бабуля-одуванчик, хранительница Музея, она же одна из множества покровительниц искусств. Она так и порывалась прочитать недостаточно благоговейному посетителю целую лекцию о минимализме, постмодернизме, творчестве конкретного автора, его предшественников и последователей… Богини искусств почти всегда были чахлые, замшелые и фанатичные, потому что из-за своей страсти к прекрасному и из-за нескончаемого поиска скрытых смыслов забывали подкрепиться хотя бы нектаром.

— Когда покровители искусств так оторваны от жизни обычных богов, ничего удивительного, что само искусство заумное и далёкое от публики, — бурчал ЛиМотворец, переходя к следующему произведению.

Оно было сделано из мусора: огрызков, огарков, ошмётков. Некоторые детали композиции порядочно попахивали. Отбросы крутились, как подвеска для колыбельки, только без ниточек.

— Автор этой работы лично обновляет её детали раз в неделю, — гордо просипела бабуля. Сквозь жидкие кудряшки просвечивала желтовато-крапчатая кожа на темечке.

Молодой креатор подумал, что прекрасное можно сотворить из любого материала, если приложить талант, незаурядное умение и оригинальную идею. А здесь из четырёх необходимых компонентов присутствовал один только материал. Да и тот — мусор.

Далее следовал огромный зал абстракций. Победитель конкурса быстро шёл мимо конусовидных миров, населённых шариками, мимо цилиндрических миров, населённых пирамидками, мимо прочей детсадовской дребедени. Он был глубоко убеждён, что абстракция свежа лишь однажды. Штамповать целый цикл похожих абстракций — какой смысл? Надо искать новые формы и средства выразительности, а не топтаться на перебирании геометрических фигур.

За креатором наблюдали. Из-за пёстрого мира с весьма недурной цепью метаморфоз и неожиданных воплощений выглядывала изящная дева. Длинные волосы её взволнованно трепетали без всякого ветра, висюльки на шее, запястьях и щиколотках мелодично позвякивали. Звук был тонкий и хрупкий: так падают на асфальт цветные мелки. Юная богиня хотела заговорить со своим кумиром, но мешала хранительница Музея, будто прилипшая к неуклюжему посетителю.

— А здесь вы видите работы знаменитых экспрессионистов, — скрипела покровительница искусств, желая вернуть заблудшую овцу в стадо почитателей экспонатов Музея. Ведь абсолютно все из них шедевральны!

— Я знаю, что вижу, — огрызнулся создатель «Лучшего из миров». — Я вижу бездарность.

Старушка на мгновение захлебнулась возмущением. Потом гневно раскудахталась и призвала изящную богиню в свидетели вопиющего невежества. Юная дева, подтащенная к возлюбленному за руку, зарделась, вырвалась из цепких бабулиных лапок и, чуть не плача, убежала прочь. Креатор проводил змееволосую невидящим взглядом. Шикнул на разорявшуюся хранительницу Музея. Та наконец соизволила оскорбиться, заткнуться и убраться. Посетитель остался один на один с тем, что здесь принято называть искусством. Облегчённо вздохнул и направился отдохнуть душой в зал импрессионистов.

Уже давно молодой талант не чувствовал в себе такого клокочущего бунтарства. С тех самых пор, как репетитор заставил его несколько часов держать во рту сгусток Хаоса — чтобы не болтал за работой. Рассматривая миры импрессионистов, гладкие и искрящиеся, как омытые морской водой камушки, креатор постепенно понял, откуда взялись эти недовольство, протест, агрессия.

— Прохлаждаешься? — бодро спросил кто-то, хлопнув по плечу.

Медленно обернувшись, креатор увидел отца. Настроения у них не совпадали настолько, что при наложении полностью погасились бы.

— Любуюсь. Размышляю о том, где грань между искусством и не-искусством. О том, что кому-то есть место в Музее и в Союзе креаторов, а кого-то пинком под зад…

— Не кисни ты, это чушь, — отмахнулся бог-организатор, улыбаясь всей своей пышной бородой. — Закоснелый официоз. Главное что? Главное — признание широкой публики. Главное быть ближе к простому зрителю. Если общественность будет твоим произведением восхищаться, через пару веков эти пеньки мохнатые из Союза покряхтят-покряхтят, да и примут тебя к себе.

Отвергнутый творец только плечами пожал.

— Говорю тебе! А насчёт публики я уже знаю, что делать. Вот, поставь свою закорючку.

Отец протянул ему небольшую пачку папирусов. Вести документацию на скрижалях трудоёмко и неудобно, с этим согласны даже самые древние и упёртые в следовании заветам старины боги.