Боги и гиганты - [128]

Реклама присуща всякому делу, и кто знает, не будут ли ему полезны те люди, которых он тем или иным способом делает себе обязанными. По крайней мере, они знают, и это уже многого стоит, кто такой Теодор Виганд, который, возвратившись в Константинополь, женится на Марии Сименс, дочери Георга Сименса, — турки очень метко назвали ее «дочерью Анатолийской железной дороги». Знают Теодора Виганда, руководителя раскопок Милета, Дидим и Самоса. Короче говоря, Виганд вскоре становится известной личностью, с которым каждый вынужден считаться, будь это Вильгельм II или последний носильщик на раскопках. Между прочим, драгоманы и возчики Константинополя теперь уже могут сказать любому незнакомцу, что господин директор Виганд живет в самом элегантном доме Арнауткоя, стоящем высоко над Босфором.

Глава третья

В 1880 году И. С. Тургенев думал, что через год или два фриз гигантомахии Пергамского алтаря будет полностью собран и окажется доступен для всеобщего обозрения во всей его красоте. Но здесь он, привыкший к медленным темпам своей родины, несколько переоценил берлинские темпы или, по крайней мере, ошибочно перенес представление о темпе будничной жизни берлинских улиц на методы работы ученых. Короче говоря, писатель недоучел местной обстановки.

Связать друг с другом приблизительно сто плит и около трех тысяч фрагментов — тех, которые непосредственно относятся к гигантомахии, а в целом девять тысяч фрагментов, названных Тургеневым и вошедших в архитектуру алтаря, — и не просто связать, а составить правильно — это была работа, потребовавшая не нескольких лег, а почти двух десятилетий.

За основу брали целые плиты — все они еще лежали за колоннадой Национальной галереи и в подвалах. Затем брали те, которые могли быть легко связаны друг с другом: ведь изображения рук, ног, одежды, животных переходили с одной плиты на другую. К ним подбирали тот или иной фрагмент, который, по всей вероятности (хотя прямая связь еще отсутствовала), относился к данной группе. Правда, довольно-таки часто эти фрагменты приходилось позднее переставлять на другое место, потому что первое предположение оказывалось неправильным. Несколько облегчало работу по восстановлению плит то обстоятельство, что строители византийской стены замуровывали соседние плиты алтаря рядом друг с другом. В заключение проводилась работа по дополнению обломанных, неполных плит бесчисленными фрагментами.

Затем пытались найти для более или менее верно (в большинстве случаев все-таки более!) подобранных групп место, где они первоначально находились на алтаре. Для этого, например, экспериментировали с угловыми или косо срезанными плитами (ведь они не случайно срезались неровно!), которые должны были относиться к крыльям лестниц. Можно было проводить эксперименты и по-другому, опираясь на формальную логику: когда византийцы сносили плиты алтаря, они поступали при этом не как каменотесы и скульпторы, а как турецкие расхитители мрамора. Они поступали так (теперь это известно лучше, чем всего лишь несколько лет назад) не потому, что они были варварами, и даже не из-за ненависти христиан к язычеству и античным богам (только отбитые головы и половые органы можно отнести за счет усердия в вере молодых христиан, а руки и ноги в большинстве случаев отбивались позднейшими византийцами, поскольку гладкие плиты замуровать было в какой-то степени легче, чем высокие рельефы, наполовину или на три четверти покрытые скульптурой). Все говорило о том, что в 715 году алтарь еще почти неповрежденным стоял на горе. Затем мусульмане завоевали город и устроили в нем кровавую резню. Спаситель Византийской империи, Лев III Исаврий, вновь отвоевал у них город и замок. После этого замок на горе был превращен в крепость, и, опасаясь нового штурма, в дикой спешке начали строить оборонительный вал. Материалом для него послужили плиты алтаря, которые выломали и замуровали в стене. При этом, конечно, пострадали рельефы, так как небольшие осколки от них не потребовались строителям стены и остались лежать у развалин алтаря.

Однако Хуманн точно пометил место находки каждого фрагмента. Поэтому существовала некоторая вероятность (во многих случаях это предположение оправдывалось), что плита была прикреплена к алтарю именно в том месте, где нашли ее фрагмент. Но самый большой вклад в работу по реставрации алтаря сделал Отто Пухштейн. Хуманн нашел не только гигантский фриз, по также и множество архитектурных деталей, относящихся к алтарю. Среди них разбитый на мелкие кусочки остаток ноги, высокие зубчатые карнизы, которые ограничивали фриз сверху и снизу. На обломках нижнего карниза были высечены имена гигантов и скульпторов, а на обломках карниза крыши — имена богов. Всего в Берлин поступило 56 изваяний богов и 60 — гигантов. Из 114 фрагментов верхнего карниза нашли свое место 54, на 26 из них сохранились надписи, которые можно было прочесть.

Поскольку идентичность надписи и божества на фризе была точно установлена, появилась возможность соединять обломки карниза (с соответствующими именами) и фрагменты на плите. Но такого сопоставления удавалось достигнуть далеко не всегда. Много было обломков с именами и изображений богов и богинь, которые не относились друг к другу. Кроме того, для некоторых имен, таких, например, как Геракл и Фемида, не было соответствующих фигур на плитах: на этих местах зияют пустоты, которые невозможно ничем заполнить.