Богатая жизнь - [7]

— Еще звонил кто-то из журнала «Пипл». Они хотят написать о тебе.

Папа посмотрел поверх нее:

— А что это за журнал, «Пипл»?

На следующее утро, в понедельник, зазвонил телефон. Я встал и пошел на кухню, чтобы взять трубку — сделать то, что папа говорил мне не делать. Он уже хлопотал, чтобы нам сменили номер, так как люди все звонили и звонили нам и просили деньги.

— Кто это? — закричал громкий голос на другом конце провода. Голос звучал на фоне музыки.

— А это кто? — спросил я в ответ. В кухню, осторожно переставляя лапы, забрел кот Ставрос и лег под столом.

— Есть тут один такой, вывихнутый, — заорал голос еще громче, — на радио «Перекати-поле». Ты в прямом эфире. Так кто это?

— Тедди.

— Тедди. Должно быть, один из двух богатеньких пацанят. Скажи-ка нам, Тедди, как это — выиграть сто девяносто миллионов долларов?

— Неплохо, — ответил я и повесил трубку, так как увидел, что в кухню сонной походкой заходит папа. Он посмотрел на меня полузакрытыми глазами и сощурился. Потом прочистил горло и на плохо слушающихся ногах подошел к столу, чтобы сделать себе кофе.

Я стал спокойно делать себе в школу бутерброды с сыром — обязанность, которую взял на себя после смерти мамы и которую вскоре оставил тети Бесс. Я также приготовил сэндвич с арахисовым маслом и желе, чтобы Ковырялка смог перекусить в подготовительном классе, и положил ему в рюкзачок. Краешком глаза я видел, что папа принимает противосердечные таблетки, слышал, как он кашляет, и стал раздумывать над тем, каковы на этот день его шансы выжить.

— Так, — сказал он, прокашлявшись, — полагаю, ты сегодня идешь в школу?

Я кивнул головой и аккуратно завернул в пергаментную бумагу бутерброд с сыром, подвернув концы бумаги вверх, как делала мама. Было слышно, как наверху, тяжело переставляя ноги, идет в туалет тетя Бесс.

— Пожалуйста, Тедди, помни, о чем мы говорили. Пожалуйста, будь благоразумным.

Сначала папа хотел, чтобы мы несколько дней не ходили в школу. Но, поговорив с нами, передумал и отпустил, предупредив, чтобы мы ни с кем не говорили о лотерее.

— Не разговаривайте об этом ни с кем, — опять повторил он, стоя у стола. — Это не касается никого, кроме нас.

— Хорошо, — ответил я и пошел к себе одеваться.

Как только я появился на игровой площадке школы Св. Пия, ко мне подбежал Джонни Сеззаро и принялся выпрашивать десять тысяч бумажками по десять и двадцать долларов.

— Давай, Папас, я же знаю, у тебя есть деньги. Каких-то вшивых десять кусков. Для тебя это же ничто. Твой старик задницу себе десятками подтирает.

— Нет, не подтирает, — сказал я. Образ папы, вытирающегося долларовыми банкнотами, промелькнул перед моими глазами, но тут же его вытеснило потное лицо Джонни Сеззаро, низенького коренастого мальчишки с жирными черными волосами, которого никто не любил. Особенно не любил его мистер Шон Хилл, наш сторож, который, живя в Ирландии, был чуть ли не священником. Однажды я слышал, как мистер Хилл говорил миссис Плэнк, директору школы, что «вместо Джонни Сеззаро Господу лучше было бы сделать еще одну крысу. Крысы живут не так долго и их можно прибить ручкой швабры».

— Давай, Папас, я продам тебе свою шоколадку за десять кусков. Дай мне деньги, и с концом.

— У меня нет денег, — ответил я, пытаясь пройти мимо него к детям, выстраивавшимся у входной двери. Я увидел своего лучшего друга Чарли Гавернса, который шел передо мной, и мне хотелось догнать его и спросить, не сможет ли он заглянуть ко мне, чтобы вместе порисовать после школы.

Джонни Сеззаро забежал вперед и упал на колени. Когда я попытался пройти мимо, он протянул руки и обхватил мои ноги.

— Джонни, прекрати, — сказал я. На нас начинали смотреть другие дети.

— Ладно, дай пять долларов, — сказал он. — Это-то вовсе чушь. Ты же выиграл миллионы. Я буду лопать этот гравий и задохнусь. Вот, смотри, — Джонни подхватил с земли несколько камешков и поднес к своему рту. Он был известен тем, что часто угрожал причинить вред и нанести физическое увечье — себе, не другим. Поэтому его угрозы редко приводили к желаемому результату.

— Клянусь, я сделаю это, Папас. Смотри! Смотри! Только десять долларов. Вот, смотри!

Я с трудом оторвал от себя руки Джонни и подбежал почти к самому началу цепочки, встав рядом с Чарли Гавернсом. Мой друг был вторым по рисунку в нашем классе, и мне очень нравилось рисовать с ним. Людей он рисовал лучше меня, схватывал выражение лиц и их характер. Я уважал в нем этот талант. Хотя все школьные конкурсы по рисованию выигрывал я, рисовал он хорошо, и я это понимал. Рисовало у нас не так уж много детей, особенно среди мальчиков. А вот мы с Чарли рисовали. Я был единственным, с кем Чарли разговаривал, поэтому я был его единственным другом. Но он никогда не разговаривал со мной на занятиях или на переменах. Вместо этого он пересылал мне записки в виде картинок или с иллюстрациями к тексту, приглашая меня к себе или спрашивая, можно ли прийти ему. Учителя школы Св. Пия пытались заставить его говорить перед всем классом, но он всегда отказывался, стоически не отрывая взора от доски за их спинами. Если бы он не получал самые высокие оценки по математике и по чтению вслух, и если бы его брат Джошуа не окончил колледж в восемнадцать лет и не получил бы работу в компьютерной компании, люди бы решили, что он дурачок.