Бог войны - [163]

– Селяне просят разрешения потолковать с вами, сэр Томас.

Томас поглядел на вилланов, стоявших, склонив головы и почтительно сняв шапки.

Перевел вопросительный взгляд на Мёлона, но тот лишь развел руками.

Мёлон подогнал вперед неохотно ступавших мужчин и женщин, державших очи долу, в отличие от детей, таращившихся на лицо со шрамом во все глаза.

Один из мужчин подтолкнул другого, побуждая его заговорить. Ходатай поневоле шаркнул на полшага вперед.

– Господин, мы маемся в сей веси. Тут священник не бывал уж сколько лет, да и монахи с монастыря в Шульоне в такую даль не забираются.

– С этим я ничего не могу поделать, – отрезал Блэкстоун, ни на миг не забывавший зверств местных жителей.

– Господин, – продолжал ходатай, – молим вас сказать за тех, кто помер. Без священника иль монаха лишь человек видный вроде вас ведает слова, дабы благословить их души и засвидетельствовать грехи наши.

Блэкстоун никак не мог взять в толк, чего от него хотят. Мёлон приподнял брови.

– Они хотят, чтобы вы произнесли заупокойную молитву и исповедовали их. Они боятся умереть без исповеди.

Томас увлек Мёлона в сторонку.

– Я не исповедник и не поп, – чуть громче шепота произнес он. – Почему они просят этого от меня? Это ведь я их вешал и клеймил.

– Я уже слыхивал о таком. Лучше исповедаться даже простолюдину, нежели скончаться с бременем на душе. Вы будете их спасителем, сэр Томас, – ответил старый служака, а затем осмелился присовокупить: – Вот такой оборот кругом, разве нет?

Его люди вернулись к лошадям, а Блэкстоун, сидя на табурете для дойки, выслушивал исповедь за исповедью у стоявших перед ним на коленях в грязи. А затем, когда он и его люди бросили факелы на хибары, произнес заупокойную молитву, смутно припомнив причитания священника родного села, слышанные в отроческие лета.

В ту ночь, отъехав от деревни на добрую милю, Томас и его люди сидели нагишом, закутавшись в свои плащи, пока их вещи, выстиранные в реке, сохли у костра. Вдали небо озарялось пламенем погребального костра, исторгавшим мерцающие искры душ, отбывающих в темные небеса.

28

Шли дни. Они миля за милей ехали по пустынной местности. Трупы валялись в полях и на обочинах дорог, целые группы мертвых странников лежали вокруг остывших кострищ. Некоторые из деревень Блэкстоуна благоденствовали, и он растолковал их жителям, как защититься; другие превратились в пустыни, населенные призраками, и были преданы огню.

Их странствие дало провизию и брошенный скот, и в обмен за некоторые припасы Томас заполучил еще два поместья, даже не вынув меча из ножен: обнищавшие рыцари присягнули ему на верность и поклялись владеть землей от имени Томаса. Каждый день, как только разбивали лагерь, он заставлял людей раздеться донага и показаться, нет ли на них бубонов или сыпи, и сам поступал точно так же, чтобы остальные знали, что он не заразен. Ко времени возвращения измотанного отряда в Шульон его сопровождали две телеги, запряженные лошаденками селян и нагруженные мешками с зерном, бочонками с копченым мясом и соленой рыбой и клетками с курами. На перекресток они прибыли с целой процессией коз и коров. Брать и резать свиней, найденных в чумных деревнях, Блэкстоун не позволял. Вызвав Перенна к мосту, он приказал, чтобы люди держались подальше, пока они подходят к воротам Шульона. Там он призвал к себе Гино и приказал принять припасы и животных. После этого он и его отряд спешились и стреножили лошадей. Солдаты и горожане собрались на стенах.

– Гино! Выставь еду и питье. И уксусную воду! Мы там останемся на несколько дней, – указал Блэкстоун участок в сотне шагов.

Гасконец принялся выкрикивать приказания, и распоряжения Томаса были исполнены. Мёлон и двое солдат уже разводили костер. Блэкстоун подошел поближе к стене у места, где свесился сверху Гино.

– Не было новостей от кого-нибудь? Гонцов? – спросил Томас.

– Ни единой. Ни окаянного словечка. Ни паломников, ни путников. Неужто весь мир вымер?

– Чертовски близко к тому. Благодарение Богу за стены.

– Истинно, ну, я рад за них, но менял вахту в монастыре чаще, чем вы сказали, потому что люди уже на стенку лезут. Еще немного, и не миновать драк. Некоторые из шлюх жалуются!

– Жалуются или стонут? – подкинул Блэкстоун.

Гино рассмеялся.

– Ладно, верно, эту проблему я улажу, эти люди нужны нам здесь.

Блэкстоуну ли не знать, что значит сидеть в четырех стенах.

– Ладно. Что-нибудь сделаю. Пришли нам свежее платье. Это провоняло насквозь, как бы часто мы его ни стирали. Как моя жена и сын?

– Во здравии. Здесь у нас чумы нет, но провизии мы рады.

Гино отошел выполнять требования Томаса, и вдруг появилась Христиана, перегнувшись через стену и высматривая его.

– Ты жив-здоров? – крикнула.

– Мы благословлены, – улыбнулся он. – Твоими молитвами!

Она закивала и улыбнулась, и Блэкстоун заметил блеск слез, которые она поспешно утерла.

– Денно и нощно. Гино хорошо поддерживал дисциплину. Здесь все как ты и хотел.

Ему хотелось сказать, как он тоскует по ней. Как страх перед тем, что поджидало его вне безопасных стен, сделал Христиану еще ближе его сердцу, нежели прежде. Нужно было так много сказать, но на стенах было чересчур уж много народу. Кивнув, он повернул обратно, к Мёлону и остальным, принявшимся стаскивать с себя одежду и швырять ее в огонь. Холодный ветер повергал лес в дрожь, но люди его игнорировали.