Бог войны - [164]

Мёлон, здоровенный как медведь, стащил с себя остатки платья и бросил в огонь. Четверо горожан вынесли из ворот ведра и оставили их на расстоянии тридцати ярдов. Томас подхватил два из них, подоспевшие солдаты взяли остальные. Блэкстоун тоже разделся, и все четверо оказались как на ладони у находившихся на стенах. Приступать к обтиранию едкой водой не хотелось никому.

– Иисусе, как же будет саднить! Бедная моя задница! – сказал один.

– Ну, хотя бы твое дерьмо будет вонять приятнее, – отозвался другой.

Наклонившись, Томас зачерпнул воду ковшиком и окатил себя, после чего принялся пятерней прочесывать мокрые волосы. И зашипел, когда уксус обжег губы.

Мёлон старался не морщиться.

– Мою елду будто крапивой выпороли.

– Эй, Мёлон! – донес ветер голос со стены. – Вымой свое орудие хорошенько! Шлюхам надобно избавиться от мандавошек!

Над стеной прокатилась волна смеха.

– Да оно достаточно велико, чтобы стоять на стрельбище, – присоединился к подтруниванию Мэтью Хамптон. – Качни-ка его, Мёлон, мне не помешает поупражняться в стрельбе по подвижной мишени!

Смех усилился, и Блэкстоун засмеялся со всеми.

– Мы дома и живы. Это хорошо, правда ведь? – сказал он насупившемуся Мёлону, наконец-то смирившемуся с шуточками и раздвинувшему бороду на своем крупном лице в улыбке.

– Хорошо, – согласился, а потом, повернувшись к стоявшим на стенах задом, наклонился и похлопал себя по ягодицам.

* * *

Ни за стены Шульона, ни в монастырь чума не проникла.

Недели сменились месяцами, и Блэкстоун позволил жителям и монахам мало-помалу под строгим надзором вернуться к нормальной жизни. Монахам позволили снова выйти в поля под охраной караульных Талпена и Перенна. Немногочисленных путников, выходивших к перекрестку, заставляли ступать дальше, не подпуская на расстояние пики. Они не найдут убежища по дороге на север, и никому не было дела, уцелеют ли они или свалятся по пути. Некоторых городов и деревень, заслоненных от внешнего мира защитной мантией своей изоляции, чума даже не коснулась. Нормандские владыки были ничуть не менее уязвимы, чем простые селяне, но стены замков уберегли большинство из них, хотя схватки на юге между территориальными твердынями Филиппа и цитаделями, захваченными сенешалями английского короля, периодически вспыхивали, несмотря на мор. Гайар добрался к д’Аркуру без происшествий, и, когда год уже близился к исходу, барон отправил гонцов с грамотами к тем, кто состоял с ним в альянсе. Гонцы понимали, что вступать ни в какие твердыни нельзя, а грамоты надлежит оставить на видном месте в обмен на провизию и воду для всадника и коня. Написанный ответ направляли обратно таким же образом. Благодаря этим курьерам города – и владевшие ими господа – получили возможность узнать о последних событиях. Одно из первых таких писем прибыло через несколько месяцев по возвращении Блэкстоуна в Шульон. На случай, если курьера остановят, никаких имен в письме не упоминали – попросту письмо с новостями о том, как обстоят дела в нормандских городах.

– В Руане и Париже тысячи умерших. В городах не хватает погостов, – сообщил он Христиане.

– Но они благополучны? Жан, Бланш и дети?

– Да. Другие – нет. Сестра короля Эдуарда скончалась по пути на свадьбу с принцем Кастильским.

Христиана в ужасе прикрыла рот ладонью.

– Мы должны помолиться за нее, Томас. Как и ты должен помолиться за своего короля.

– Молитвами ему не поможешь. Этот брак давал Эдуарду ручательство союза с королевством Испанским. Чума унесла не только принцессу; вероятно, она исхитила у него мир. – Он пробежал взглядом по каракулям и, как только уразумел их смысл, продолжал: – Король Филипп пытается созвать новую армию, но теперь налогов недостаточно. Слишком много умерших. А мне еще надо расплатиться. – Он вручил письмо Христиане. – Тут Бланш тебе пишет.

Как ни хотелось ей поскорей узнать вести от Бланш д’Аркур, она удержалась от взгляда на страницу.

– За тобой будут охотиться?

– Там все сказано, – указал он на письмо. – Если меня схватят, то смогут вернуть себе территорию и города. Я представляю угрозу. Словом, смахивает на то, что идея Жана сработала.

– Это не мессир д’Аркур предложил тебе рискнуть всем. Это был ты. Бланш мне сказала.

– Что проку от меня было бы без моей доброй шуйцы, чтобы держать лук? Тебе не о чем тревожиться. Здесь ты в безопасности, теперь всякому и мимо монастыря-то запросто не пройти, не то что пробить эти стены.

В душе он знал, что в Шульон способен пробиться любой решительно настроенный враг, располагающий достаточно многочисленным войском, но это маловероятно, учитывая, какие опустошения учинила чума. Куда больше его занимал вопрос, сколько еще он способен свершить.

Время отмерял только благовест монастырских колоколов. День сменялся ночью, на смену ей снова приходил день, и так утекал месяц за месяцем. Они жили словно в пустыне, вспоминаемые лишь редкими гонцами.

Блэкстоун изменил облик Шульона, приставив к делу всех мужчин и женщин в городе. Праздность – родительница страха, и под руководством Гино они делали, как он повелел, потому что все до единого признали его своим владыкой. Они не только трудились в полях под бдительным призором и защитой солдат, но и вырыли вокруг города широкий ров, а из вынутого грунта возвели мощный оборонительный вал в несколько футов высотой. Томас собственноручно выложил фундамент для узкого моста, построенного городскими плотниками, – достаточно широкого для одной повозки. Все это укрепило оборону города, ставшего для него ключевым в защите территории. Иссохшие трупы обезглавленных наемников скрылись под вырытым грунтом, и ко времени, когда Генри Блэкстоун начал расхаживать по дому, стаскивая со столов скатерти и украшения, англичанин отвел в сторону речушку, протекавшую вокруг Шульона. Ров не слишком широк, но предотвратит штурм с помощью лестниц, и укрепленный город будет можно удержать силами небольшого гарнизон с помощью городских жителей. Томас не давал людям отдыха. В случае набега солдаты, привычные только к гарнизонной службе, для него бесполезны, так что он распекал и Гино, и Мёлона, с помощью этого ухищрения подтолкнув их людей к состязанию. Оба командира муштровали солдат в пикейном бое и стене щитов, в обороне и нападении; осыпали их ударами булавы и меча и отбраковывали слабейших, стыдя их до тех пор, пока те не принимались молить избавить их от караульной службы и позволить вернуться в боевой отряд. В тяготах выучки Блэкстоун не щадил никого, в том числе и себя.