Бог войны - [161]

Несколькими милями дальше тропа лесорубов вывела их к деревушке, где жили пять семей из десятков трех человек и где еще не видели на дороге никаких странников. Скорее всего, их уединенность пока спасала их. Как только Томас поведал им, что́ может подкрасться к ним по разбитой колее, ведущей к их деревушке, это воспламенило ужас, как пылающий факел, брошенный на соломенные кровли их лачуг. Мёлон оттолкнул конем одного виллана, бросившегося было бежать. Блэкстоун начал выкрикивать приказы. Убежите в лес – и умрете, сказал они им. Оставайтесь и не подпускайте чужаков и других селян – и у вас будет шанс выжить. Никакой торговли, никакого обмена. Если чья-то жена или ее семья живет в другой деревне – даже близко к ним не подходите. Заставил их нарубить лозы и сделать шестифутовые изгороди, преграждающие тропы, ведущие к ним, и велел повесить дохлых воронов для предупреждения всякого, кто приблизится. Заболевших и умерших надлежит сжигать прямо в их домах.

– А когда мы узнаем, что чума миновала? – спросил один из дровосеков.

– Когда я вернусь и скажу вам, – ответил Блэкстоун.

– Господин, а ежли вас унесет, как мы проведаем? – не унимался тот.

– Если я умру, придет другой. А если никто не придет, тогда какая разница.

* * *

На подъезде к следующей деревне Блэкстоун вдруг придержал коня.

– Гайар, спешься, – приказал он, покидая седло. Гайар хоть и был сбит этим с толку, но исполнил приказ. Блэкстоун отдал ему свои поводья. – Мой конь лучше – бери его и езжай к мессиру д’Аркуру и предупреди о чуме. Расскажи, что мы делаем тут, пусть перекроет дороги к своим деревням и не выпускает никого из замка. Скачи во весь опор, не останавливайся ни ради кого. Держись на самой открытой местности. Если кто встанет на пути, убей. Неважно, будь он хоть священником, хоть монахом, хоть дворянином, спасающим свою жизнь. Не мешкай. Господина д’Аркура и его семью надо предупредить. Останься и служи ему, пока все не минует. Ты понял?

– Да, сэр Томас, – ответил Гайар, чувствуя взваленное на него бремя ответственности за безопасность д’Аркуров.

– Доверяю это тебе, Гайар.

– Бог вас благослови, господин Томас; еще никто не был ко мне так добр. И вас Бог благослови, друзья мои, – сказал Гайар.

Страдальческий вид Гайара не оставил Мёлона равнодушным.

– Ты служишь сэру Томасу, Гайар, и славно постарался, раз он тебя выбрал. Плюнь на черта, а когда он моргнет, проедь мимо, – сказал Мёлон. Все рассмеялись, и напряжение спало.

– Да с таким конем ему ввек меня не догнать, – уже уверенней заявил Гайар.

– Не загони его и найди ему воды. Передай графу мое почтение. Скажи, что я займусь вопросом, который мы обсуждали, как только сие бедствие минует. Он поймет. – Сняв бурдюк с коня Гайара, Блэкстоун обернул его вокруг луки седла. – Не останавливайся и не принимай ни у кого ни еды, ни крова.

Он отступил назад, чтобы Гайар мог тронуться.

– И никаких шлюх! – крикнул тому вслед один из солдат. Гайар поднял руку в знак того, что услышал. Оставшиеся рассмеялись. За Гайара беспокоиться нечего, силы у него хватит, чтобы уложить двоих разом, но и мозгов достаточно, чтобы знать, когда дать деру.

Мёлон кивнул Томасу; как раз за эти качества тот и выбран.

* * *

Направляясь обратно к главному тракту, смахивавшему на реку грязи, текущую от деревень к городу, они увидели на дороге первые смерти. Четыре трупа лежали на расстоянии не более трехсот шагов друг от друга – крестьяне бог весть откуда, и Блэкстоун от всей души надеялся, что они не из тех, кто проходил мимо монастыря. Сомнительно, потому что его отряд удалился на полтора дня пути верхом, а встреченные ими у монастыря были уже изнурены. Они бы добрались до леса и устроились там, как только чуть собрались бы с силами, подумал он.

– Дай-ка, – сказал он Мёлону, протягивая руку к его пике. Спешившись, он ткнул лежащий ничком труп мужчины. Умер он недавно, плоть и конечности еще уступали давлению, но их окостенение говорило о мучительной смерти. Руки мужчины были стиснуты.

Не потому ли, задумался Блэкстоун, что его хрипящую душу вырывали из тела силком. Он перевернул труп. Не него воззрился чудовищный лик. Когда голова перекатилась, из разинутого рта вывалился черный раздутый язык. В налитых кровью глазах покойника застыл ужас. Смрад шибанул в нос до самых пазух, и Томас заслонил лицо согнутой рукой.

– Сэр Томас! Не касайтесь его! – крикнул Мёлон с того места, где он с остальными остались на безопасном удалении вместе с лошадьми.

Прижав наконечник пики к рубашке покойного, Блэкстоун пропорол ветхую ткань. Руки трупа были раскинуты, и как только рубаха спала, Томас увидел бубоны в подмышках. Некоторые были невелики, как перезрелые лесные яблоки; другие размером с апельсин, и они лопнули, излив черную слизь, источавшую такое зловоние, какого Блэкстоун не обонял еще ни разу в жизни. Даже на поле брани смрад был не так омерзителен.

Он отдернул голову, как от удара кулаком, а через несколько шагов упал на колени и блевал, пока желудок не скрутило в тугой комок. Ни одна молитва, возглашенная святейшим из святых, не способна спасти хоть кого-нибудь от этой зловредной пагубы.