Бог пятничного вечера - [76]

– В моем контракте про бег по рельсам ничего не сказано. Если бы не камера над головой и не тот факт, что РОДЕРИК НЕЙШН смотрит это все в прямом эфире, я бы сказал, куда тебе вставить эти шпалы.

Мне всегда нравилось играть с Родди – с ним не соскучишься.

На десятой миле мы сбавили пять минут на милю, сбежали с насыпи на проселок, миновали домик и, хотя всем было нелегко, на полном ходу взлетели на Ведро. За спиной у меня рассмеялся Родди. На половине подъема я тронул Ди за плечо.

– Давай.

Парень включил последнюю передачу – ту, на которую мы потратили все лето. Родди изо всех сил старался держаться. На вершине, согнувшись в три погибели, он посмотрел на Ди.

– Парень, ты кто такой? За какой колледж выступаешь?

Я рассмеялся и потрусил вниз.

– Давай, скоро узнаешь.

На поле мы переобулись в бутсы и стали бросать мяч, а потом перешли к отработке моделей: пробежки, комбинации, короткие и длинные, броски из разных положений, розыгрыши с лимитом времени Это хлеб и масло футболиста. Многие делают упор на дальние мячи, но победу приносят быстрые, короткие прорывы. Смерть от тысячи порезов.

– Помни про свалку. Броски – те же. – Я указал Ди на Родди и его команду и повторил, чтобы ему было легче: – «Мишлен», «Гудрич», «Мини-Купер», «Пирелли», «Гудиер». Вспомни – катапульта.

Парень кивнул, занял позицию и открыл огонь.

Одному из ресиверов, когда он принимал пас, мяч порвал перчатку по шву. Принимающие только ахали и охали. Ди уже называли Суперменом и Криптонитом.

На середине отсчета он вдруг остановился, повернулся ко мне и подмигнул, а потом закончил.

И тогда я понял.

Я стоял позади, отдав ему центр поля. Через несколько минут Деймон хлопнул планшетом о колено и вышел со стадиона через туннель.

Минут через двадцать Ди назвал на линии комбинацию и сделал пас на сорок два фута, чем поднял на ноги всех скаутов, а когда он послал Родди в прорыв флаем на пятьдесят ярдов, поднялся уже весь стадион, а ESPN повел прямой репортаж с поля. Родди принес мне мяч и прошептал:

– Закончил, зэк?

Я посмотрел на поле и услышал эхо отца: его улыбку, наш смех. Я увидел потное лицо Вуда в хадле, табло. Я вспомнил запах скошенной травы, свежей краски и рвущий душу крик девушки, державшей в одной руке мое сердце, а в другой – молочник с монетками.

Несмотря на боль и осознание скорой развязки, я вызвал в памяти ту игру – ее чудо, величие и красоту. Я вспомнил мою любовь.

И когда я начал отсчет – «И сорок два, и сорок три… чек-хот рейзор»… – решетки растаяли.

За спиной у меня пробежал Родди.

– Уверен, что сможешь бросить так далеко? – шутливо крикнул он. – Не боишься опозориться перед публикой?

Род дошел до левого хэша.

Я пробросил мяч себе, и Родди сорвался с места как стрела. Все следили только за мной и им, я уже понял, что лайнбекер выходит из угла, отрезая инсайд, и Родди бежит в угол эндовой зоны. Я отскочил на пять шагов, взглянул на моего слабого ресивера, отвлек сейфти ложным отступом, а потом повернулся, нырнул под защитного такла, уклонился от внешнего лайнбекера, рванул вниз левую руку и запустил ракету в угол эндовой зоны. Родди еще не было там, но я знал, что он там будет через две с половиной секунды. Мяч ушел по спирали, нырнул, и Родди поймал его на ходу за семьдесят ярдов от меня – принял через левое плечо в углу эндовой зоны.

Вот тогда критики и заткнулись.

Повернувшись, я впервые заметил Одри. Она сидела на «своем месте» и размахивала свитером Ди. Я поднял руку, в ответ она положила руку на грудь – спасибо.

Я оттянул вниз воротник и показал ей голубя на шее.

Я бросал еще час, а ESPN-2 вел прямую трансляцию всей тренировки.

В восемь вечера Вуд дал свисток, и мы вышли в центр поля, чтобы ответить на вопросы. Первый репортер сунул микрофон едва ли не в лицо Ди.

– Далтон, в каком ты колледже?

– Э… – Я улыбнулся, заметив, как Одри пробилась через толпу вперед, где она могла бы слышать Ди, а он – видеть ее. – Я заканчиваю школу… здесь, в Сент-Бернаре.

Толпа зашумела.

– Сколько тебе лет? – спросил другой.

Ди взглянул на меня. Я кивнул.

– Семнадцать.

Шум усилился. Потом какой-то репортер провел нехитрый подсчет, и я увидел, как меняется его лицо. Он бросил взгляд на мой браслет, посмотрел на Ди и снова на меня.

– Но, Мэтью, разве это не нарушение условий вашего освобождения?

Все стихли.

Я ответил так, чтобы слышали все.

– Верно.

На какое-то время толпа умолкла, никто не знал, что сказать. И тут на дороге появился черный «Форд Краун Виктория». Я был благодарен ей за то, что она не приехала раньше, хотя, может быть, и приехала, но ждала моего подтверждения. Пока она пробивалась к нам, я повернулся к Ди и улыбнулся.

– Думаю, в этом году проблем с местом в составе у тебя не будет. Да и в следующем тоже.

До парня лишь теперь стало доходить, что именно мы сделали. Ди кивнул, а Одри уже взяла его за руку. У него была она, а у нее – он, и я был рад за них.

Дебби решительно прошествовала через поле и громко, чтобы всем стало ясно, кто здесь главный, объявила:

– Мэтью Райзин, вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете… – Сопровождавшие ее агенты надели на меня наручники и повели к машине, но тут перед нами встала Одри.