Бог любит Одессу - [5]

Когда расправились со вторым, Виктор Сильвестрович сказал:

— Иди отдохни в другую комнату, а я посуду помою, и мы с тобой пого­ворим.

Олесь перешел в другую комнату, где на кушетке ему была расстелена постель. Но не улегся на нее, боясь испачкать простынь не впитавшейся в тело сметаной, а присел на краешек.

Виктор Сильвестрович появился спустя четверть часа. Он мгновенно оце­нил обстановку, чертыхнулся, вышел из комнаты и вернулся со старой про­стыней. Ловким движением обернул ее вокруг торса гостя и порекомендовал лечь.

Олесь растянулся на кушетке, а хозяин сел рядом на табурет. И только тут Олесь заметил в его руках папку.

— Вот ты, как мне сказал твой батька, борешься с диверсантами.

«Твою дивизию, — подумал Олесь, — вот это влип. А что если этот сло­воохотливый дед расскажет соседям о том, что к нему в гости.»

— Не переживай, — словно услышал его дед, — я об этом узнал не вчера, а год назад.

«Слава Богу, — подумал Олесь, — не придется шифроваться».

— Виктор Сильвестрович, — прервал его Олесь, — но здесь я на отдыхе, приехал позагорать, покидать удочку.

— Так ты рыбак? А где твоя удочка? Так не бывает, чтобы рыбак приехал на рыбалку и не привез с собой хотя бы пару своих удочек.

— Виктор Сильвестрович, ну забыл я дома удочки.

— Хорошо, забыл, а на какую рыбу собираешься рыбачить?

— На днестровскую.

— То есть, на пресноводную? А ты уже ловил пресноводных? На что они клюют?

Олесь наморщил лоб, словно пытался вспомнить.

— Виктор Сильвестрович, не знаю, на что она клюет, но непременно узнаю. Когда окажусь рядом с Днестром.

— Поздно будет, — сказал старик, — своей некомпетентностью ты вызо­вешь удивление, а если тебя будут искать, то подозрение.

— Ладно, сдаюсь, готов выслушать вас.

— Правильно, я тебя не буду долго мурыжить. В Днестре ловят сазана, карася, плотву, тарань, а также щуку и судака. Знаешь, чем первые три отли­чаются от последних двух? Последние хищники, а значит, диапазон средств, на которые их можно ловить, иной. Их можно ловить в том числе и на мясо первых. Но я предпочел бы, чтобы ты купил блесну. А карась, сазан и плот­ва предпочитают червя, опарыш и пареную кукурузу. В качестве прикормки используют все виды каш. Понял?

— Понял.

— Ну и лады, что думаешь делать завтра?

— Поеду куда-нибудь купить удочку, а потом на пляж. Или лучше это сделать на Привозе?

— Нет, Привоз теперь не тот. Его почти переделали в какие-то бутики.

Съезди на седьмой километр.

В семь ноль-ноль Виктор Сильвестрович разбудил Олеся.

— Подъем, боец, — сказал он, — сбегай искупайся, но до девяти вернись, а то снова сгоришь.

Олесь по привычке стал искать спортивный костюм.

Увидев это, старик сказал:

— Ты в Аркадии, шорты и майка, это все, что тебе нужно. Вот вторые ключи, сунь их в карман шортов. Придешь, завтрак на столе в кухне, что не съешь, помести в холодильник. До центра доберешься на трамвае, а там пере­сядешь на автобус 522 и доберешься до седьмого километра.

Олесь потянулся.

— На рынок в самую жару?

— Там необычный рынок, он больше похож на город, построенный из морских контейнеров. Когда грабили морское пароходство, эти контейнеры оказались никому не нужны. И их продавали по тысяче долларов за штуку. А потом из них и построили торговые ряды. Весьма удобно. Ставишь кон­тейнер на контейнер, нижний служит магазином, а верхний складом. А если натянуть между ними брезент или, как говорят мои студенты, — тент, то в самую большую жару там не только не жарко, но даже прохладно, поскольку брезент дает тень, а выстроенные рядами контейнеры усиливают сквознячок. Все, до вечера.

Олесь натянул шорты, взял в руки пакет с полотенцем и майкой и вышел на лестничную клетку. Дверь за ним захлопнулась. Он подождал немного, а потом вставил ключ в замочную скважину. Замок был старый и разболтанный, но открыть дверь удалось сразу.

В коридоре Олесь увидел удивленное лицо Виктора Сильвестровича.

— Проверка инструмента, — сказал Олесь и снова закрыл дверь.

Людей на пляже было еще немного. Он искупался, вышел из воды и улег­ся на полотенце. Искупался еще раз и пошел к своему жилищу. Дома он пере­оделся в спортивные брюки, майку, взял в руки барсетку с деньгами и вышел к трамвайной остановке.

Через полтора часа он оказался на седьмом километре.

Рынок был почти современным, и только инвалид, у входа певший «Рас­кинулось море широко», был фрагментом из фильма о послевоенных годах Одессы.

Очень хотелось пить, чему способствовало напоминание инвалида, хри­певшего вслед Олесю:

— Окончив кидать, он напился воды,

Воды опресненной, не чистой...

Пришлось взять газированной воды в литровой пластмассовой бутылке и тут же выдуть половину.

То ли от выпитой воды, то ли от сквозняка, но скоро он почувствовал себя хорошо и стал не торопясь исследовать улочки контейнерного города, при­сматриваясь и к продавцам, и к покупателям.

Уже через несколько минут на рынке он стал понимать рыночный одес­ский язык. Вот, стоит продавец-турок, подходит к нему женщина и, указывая пальцем на товар, спрашивает по-одесски мягко:

— Щё стоит?

— Семьдесят гривен, — отвечает продавец.

— А так, щёб купить?

— Шестьдесят.

Был будний день, и на рынке было свободно. Правда, в некоторых местах, между контейнерами располагались картонные и деревянные ящики, и это создавало проблемы, но в основном для продающих, а не покупающих.