Бог любит Одессу - [3]

Взять билет на эту сумму до Киева, где у него жила тетка, которая, соб­ственно говоря, и рекомендовала ему поступать в ОЭИ, не было и речи. И он пошел болтаться по городу. На Дерибасовской зашел в пивную под названием «Гамбринус».

Он помнил дубовые столы и лавки без спинок, весьма специфический запах, поскольку под некоторыми столами был желобок, по которому текла вода, и можно было тут же отлить в него то, что ты только что влил в себя.

Ассортимент пива был небольшим: «Жигулевское» и «Рижское».

Он взял кружку и устроился на свободное место.

Первый же глоток освежил его и опьянил. Он вспомнил, что весь день ничего не ел. И зверский аппетит проснулся в молодом организме.

— Не занято? — спросил его мужик средних лет, от которого пахло водкой.

— Свободно.

Мужик выпил кружку пива и вдруг предложил:

— А давай я тебя угощу.

— А давай, — ответил он, удивляясь, как легко согласился на доброволь­ное угощение.

Выпили по кружке, и мужик, уже не спрашивая Бориса, заказал две пор­ции пельменей.

Съели пельмени.

Куда-то далеко ушли от Бориса и проваленный экзамен, и отсутствие денег на обратную дорогу.

А мужик долго смотрел на Бориса, а потом вдруг сказал:

— Слушай. Не убивай меня.

— Хорошо, — так же спокойно ответил он, — не буду.

— Точно не будешь?

— Точно.

— Тогда пойдем ко мне, — сказал мужик, — я тут недалеко живу, у меня жена и ребенок. Жена варит уху. Ты любишь уху?

— Люблю.

— Тогда идем.

И они пошли к нему в дом.

По дороге Борис спросил:

— Ты кто?

— Моряк, — ответил мужик, — я из рейса вернулся, сразу домой, пока жена готовит уху, решил в пивную заглянуть и тебя встретил. Ты рад?

— Рад, — искренне ответил Борис.

— Я тоже, — сказал мужик, и как показалось Борису, тоже совершенно искренне.

— Как тебя зовут? — спросил Борис.

— Анатолий, но для тебя просто Толя.

Они пришли в старый одесский двор, где у моряка Толи была маленькая квартира, в которой его трепетно ждала маленькая рыжеволосая женщина и ребенок трех лет, которого звали по-взрослому Бронислав.

Ребенок крепко стоял на ногах и ходил по комнате, посматривая вверх на незнакомых ему мужчин, и время от времени обнимал за ногу мать, произнося одну и ту же фразу:

— Моя мама.

— Валя, — сказал женщине Анатолий, — это мой друг Борис, он не одес­сит, но великодушно согласился. не трогать меня.

Женщина в ответ на данную реплику даже бровью не повела, а тут же бросилась усаживать Бориса за стол, который уже был сервирован на трех человек. Видимо, заскоки Толика ей были привычны, а может, это была какая-то непонятная игра взрослых людей, один из которых вернулся после многомесячного плавания, а другой несказанно ему рад, готов простить все его неадекватности.

Они выпили еще и стали хлебать уху.

Самое удивительное, что Борис не чувствовал опьянения, то ли выпил он не так много, то ли закуска была мощная.

— Еще по одной? — спросил Толик.

Борис кивнул головой.

Выпили еще по стопке, и вдруг Бориса прорвало.

Он вдруг заплакал и уткнулся лбом в плечо Толика.

Толик и Валентина бросились его успокаивать и делали это так искренне, так доброжелательно, что даже маленький Бронислав подошел к Борису и обнял его ноги.

Отплакав, Борис рассказа Толику о том, как он попал в Одессу, как сдавал экзамены, как провалил последний, как остался без копейки денег и не может уехать в Киев.

И тогда Толян, его жена и даже трехлетний Бронислав засуетились, засо­бирались, схватили Бориса за руку и повели на вокзал.

Они шли по улице: впереди Валентина с Брониславом на руках, а сзади Борис, которого держал под руку Анатолий.

Огромные очереди у касс привели Бориса в уныние. Но случилось чудо, Толик, минуя всех, подошел к кассе. Он предъявил какой-то документ и взял билет до Киева.

— Что он им показал? — спросил Борис Валентину.

— Паспорт моряка, — ответила та.

— И подействовало?

— Как видишь, — ответила Валентина.

Толик, который, отходя от кассы, успел обняться с доброй дюжиной одесси­тов и рассказать, что у его друга Бори проблемы и их нужно решить, наконец, добрался до Бориса и Валентины. А потом он жену, сына, Бориса и эту добрую дюжину знакомых и случайных людей повел в привокзальный ресторан.

Увидев Толика, две официантки сдвинули три стола, за которые, нет, не сели, а стали все приглашенные Толиком, а сам Толик произнес напыщенную речь о том, что его друг Боря попал в беду. Но в беду он попал в Одессе, а в Одессе друзей в беде не бросают.

Нужно сказать правду, после речи Толика все приглашенные, выпив по стопке и бросив в рот несколько ломтиков сыра или колбасы, покинули ресто­ранный зал, а Валентина и Толик, уже сидя за отдельным столом, продолжали потчевать гостя Одессы Бориса.

Объявили посадку на поезд, а троица с каким-то усердием и почти неис­товством все напихивала Бориса одесскими яствами. Металлический голос диктора объявил, что до отправления остается пять минут, но ничего не изме­нилось.

И только когда объявили отправление, они вдруг рванулись на перрон, толкая впереди себя Бориса...

— Начальник, начальник, — водитель дергал Бориса за рукав, — приеха­ли, с тебя сто сорок гривен.

Борис позвонил в дверь квартиры Попова. Открыл сам хозяин.

— Виктор Попов? — спросил Борис на всякий случай.