Боевой маг - [6]

— Как мне называть тебя, женщина? — спросил я.

Пошел вслед за старухой по дороге.

— Мираша — такое теперь у меня имя.

— Теперь?

Старуха сделала вид, что не услышала мой вопрос.

* * *

По пути к постоялому двору говорил в основном я. Нес всякую ерунду. Чтобы заглушить звучавший в голове вопрос: понимаю ли я, в какую авантюру ввязываюсь.

Изредка старуха меня перебивала.

— Люди называют вас не охотниками, а оборотнями. Знаешь об этом? А за глаза — зверями.

— Мы не звери! — сказал я. — Мы такие же люди, как и они! Почти.

— Вот именно, Хорки, — сказала Мираша. — Почти. Понимаешь, чтобы не казаться странным, тебе следует избегать принятых среди охотников выражений.

— Каких?

— Например, то, что вы называете «нашел удачу» — на языке людей звучит как «влюбился». Когда между мужчиной и женщиной возникают чувства — это любовь. Обычным людям она редко приносит удачу. И уж во всяком случае, не такую, какую получают при взаимной любви охотники — только им любовь дает такую награду. Должно быть, мы чем-то очень приглянулись богине Сионоре.

— А еще?

— Еще: если ты захочешь выдать себя за человека, Хорки, то не должен обращаться. Совсем.

— Почему это? — спросил я. — А если никто этого не увидит? Я же не собираюсь разгуливать в облике охотника по городу!

— Не важно, — сказала Мираша. — Продолжая принимать облик охотника, даже если его никто не увидит, ты не сможешь выдавать себя за человека. Понимаешь? Взгляни на себя со стороны. Сравни с обычными людьми. Замечаешь разницу?

— Никакой. Я и есть обычный человек, пока не обращусь в охотника.

— Не совсем. Только на первый взгляд. Но если присмотреться, разница между охотниками и людьми очень заметна.

— И в чем она?

— Когда ты в последний раз залечивал раны, Хорки? Я знаю, твои кости ломались неоднократно, но ты не представляешь, как долго они будут срастаться без обращения. А где мозоли на твоих руках и ногах? Знаешь, что это? А шрамы? Когда ты стриг волосы и ногти? Или вырывал себе зубы? Ты удивишься, Хорки, но волосы у тебя на подбородке не растут, как и у людей. И даже если ты перестанешь обращаться в охотника — не сумеешь отрастить даже самую захудалую бородку. Тебе придется придумать объяснение этому. А твой бледный цвет кожи? Загар на ней не задерживается — не успевает. И это далеко не всё, что внешне отличает тебя от человека.

— Я… не задумывался над этим.

— Облик охотника помогает твоему народу выживать и находить пропитание, — сказала Мираша. — Но главная ваша ценность не он. Понимаешь, намного важнее для вас — само обращение. Природа заложила в память твоего тела два образца — облики охотника и человека — к которым оно возвращается при обращении. Сломаны ли кости, на месте ли конечности — при смене облика все возвращается к образцу. И это великое чудо, Хорки! Такому позавидуют даже маги! Но понимать всю прелесть обращения начинаешь лишь после того, как его лишишься.

* * *

Мы не пошли на постоялый двор. Расположились неподалеку от него, в овраге. Я собирался прилечь на траву вздремнуть, но Мираша сказала:

— После отоспишься. По дороге в город времени на сон у тебя будет предостаточно. Рассвет уже скоро. А нам еще нужно привести тебя в надлежащий вид.

— Это в какой? — спросил я.

— Сделать похожим на человека.

— А сейчас я на кого похож?

— Уж во всяком случае, не на крестьянина.

Старуха велела мне развести костер. А потом, когда языки пламени заплясали, разгоняя тьму, принялась делать из меня человека.

Острым ножом она обкромсала мои волосы, оставив их такой длины, что я едва мог за них подергать. Оцарапала мне щеку, и тут же смазала рану какой-то вонючей мазью («Это чтобы не загноилась»). Заехала кулаком мне по скуле.

От первого удара я уклонился, но Мираша сказала:

— Не дергайся! Так надо. В любой момент можешь вылечиться обращением.

Удар у нее оказался неожиданно сильным — для хрупкой старой женщины.

— Замечательно. К утру опухнет. То, что надо. А теперь переодевайся.

Старуха бросила к моим ногам халат из грубой ткани. Старый, потертый, но чистый.

— Штаны не забудь снять, — сказала она. — Крестьяне их не носят.

* * *

Еще только начинало светать, а мы уже тряслись на скрипучей телеге в направлении города.

Мираша уселась рядом с возницей. О чем-то щебетала, чему-то удивлялась. Изображала городскую жительницу из соседнего королевства (а может она таковой и являлась?).

Я разлегся на прикрытых соломой досках. Положил под голову котомку старухи, в которую та спрятала и мою одежду, и свой меч. Морщил нос от запаха тухлых овощей, что шел от телеги, прислушивался к голосам спутников.

Облака перед моими газами прыгали из стороны в сторону, убаюкивая: лошадь шагала неторопливо, колеса то и дело проваливались в ямки.

Уснул я быстро.

Но спал чутко.

* * *

К городу мы приехали на закате. Мираша расплатилась с возницей. Вновь вручила мне свою сумку.

Через ворота мы успели пройти до темноты: на ночь их запирали, путникам приходилось искать ночлег на постоялом дворе и в конюшне, что прижимались к деревянной стене города снаружи. Те потому и ютились у ворот — поджидали припозднившихся и брали с них за ночлег втридорога.

Город, почти безлюдный зимой, уже ожил. С появлением на деревьях листвы вернулись добытчики — те, кто собирал в ночном Лесу растения, охотился там на животных. Холодные месяцы эти люди пережидали в родных селениях. А ближе к лету возвращались в наши края — на промысел.