Бобруська - [3]
И переселили Бобруську из комнаты в сарай. Поставили большую лохань для купания. Дважды в день наполняли её свежей водой.
Новый бассейн Бобруська одобрил.
Но скоро и в нём стало ему тесновато… И всё чаще задумывался Кирилл Сергеевич о зиме. Что делать, когда вода в лохани будет замерзать? А как уберечь зверя от холода? Не обморозил бы хвост. Он у него голый, чувствительный…
УСМАНКА — БОБРОВАЯ РЕЧКА
Течёт через заповедник речка Усманка. Она небольшая и обозначена не на каждой карте. Но по-своему знаменита.
Знаменита бобровыми норами и хатками. Её так и называют: Усманка — бобровая речка.
Где берега высокие, там бобры вырыли норы. А где низкие, заболоченные — построили хатки. Из хвороста, ила, глины. Высокие, в рост человека. И прочные — сломать их нелегко. А входов нигде не видно. Только торчат во все стороны сучья. Ощетинились дома. Попробуй войди! Не залезть в хатки с берега. Как и в бобровые норы, входы в них ведут прямо из речки.
А ещё Усманка известна удивительным городком на её берегу.
Стоят рядком маленькие домики. Низенькие. По самые крыши вросли в землю. Перед каждым — большая площадка. Она ведёт к речке. В воде — купальни. Они отгорожены толстыми железными прутьями.
Домики построили люди. И поселили в них бобров, чтобы лучше их изучать.
Здесь, на бобровой ферме, в 1934 году родились первые бобрята. До этого нигде в мире бобрята в неволе не рождались, и никто, ни один человек, не видел новорождённого бобрёнка. Поэтому много было об этом споров. Какие они? Голые? Слепые? Есть ли у них перепонки на задних лапах? А зубы?..
И тут сразу все споры были разрешены.
Новорождённые зверьки точь-в-точь похожи на взрослых бобров. Только они крошечные, меньше ладони.
Вслед за этим открытием на ферме были сделаны и другие. Учёные многое узнали о жизни и повадках бобров.
Вот на эту ферму и привёл Кирилл Сергеевич Бобруську.
— Что ж, примем вашего воспитанника, — говорит заведующий фермой Леонид Сергеевич. Он и раньше был знаком с Бобруськой.
— Хорошо, — отвечает Кирилл Сергеевич невесёлым голосом, а сам гладит Бобруську по голове. — Конечно, ему тут у вас понравится…
— Примем, примем, — повторил Леонид Сергеевич. — Только куда его лучше поместить… — Тут он задумался.
ВОСЬМОЙ
Бобруську решили поместить в вольеру к его ровеснику. Думали, что с ним он поладит лучше всего.
Когда Бобруську выпустили в вольеру, он сразу почуял воду. Обрадовался. Закосолапил к речке.
Без единого всплеска вошёл в воду. С наслаждением поплыл, держа чёрный нос повыше. Потом шлёпнул хвостом. Он у него как руль. Нырнул. Раз, другой… Колесом завертелся в воде. Это не в лохани плескаться!
Потом он растянулся во всю длину. Вытянул короткие передние лапы, прижал к шее. Заработал задними, перепончатыми, как вёслами.
Поплыл.
Хорошо-то как!
Между тем в домике проснулся чёрный бобрёнок. Его называют Восьмой. На ферме зверям дают не имена, а номера.
Восьмой родился тут, на ферме. Живёт на всём готовом. И доволен. Но к людям он, конечно, не так привык, как Бобруська. Пришли, покормили… Очень хорошо. Он радостно встречает их в привычный час, различает по голосам. Но не скучает без них. Ушли — и ладно.
Вышел Восьмой из домика. Взял в лапки веточку и стал обгрызать. Зубы работают быстро-быстро. Как машина. Обгрыз добела, бросил в сторону и пошёл к воде.
А Бобруська уже накупался. Сидит на мелком месте и тоже веточку обгрызает. Увидел Восьмого — обрадовался, запищал.
Ведь он бобров никогда не видел, ему интересно.
Восьмой недовольно повёл усами. Подошёл совсем близко. Привстал на задних лапах, упёрся в дно хвостом, а передними обхватил Бобруську и стал вместе с ним раскачиваться да постанывать:
«Иы-иы-иы-иы…»
Новая игра? Бобруська её принял. Обхватил Восьмого лапами и тоже стал раскачиваться да постанывать.
И вдруг Восьмой как схватит Бобруську зубами! Укусил до крови. Потом ещё раз, да посильнее…
Бобруська жалобно запищал. Откуда же было ему догадаться, что это совсем не игра? Так бобры борются. И добром эта борьба не кончается.
С Бобруськой все были всегда ласковы, он и кусаться-то не научился. Нужды в этом не было. Зверь даже не подозревал, что в нём кроется уже немалая сила и что зубы у него острые и сильные.
У ЗВЕРИНОГО ДОКТОРА
Работники фермы спасли Бобруську. Принесли к доктору. Положили на металлический стол. Привязали.
Вид у него был неважный. Из ран течёт кровь.
— Здорово тебя разрисовали, — сказал доктор Виталий Александрович. — А какой хороший был зверь.
Виталий Александрович — человек весёлый и разговорчивый, и руки у него очень ловкие.
Взял он полукруглые ножницы и быстро выстриг шерсть в тех местах, где Бобруська был покусан. Потом стал смазывать раны йодом.
Зверь дёрнулся. Из глаз у него покатились слёзы.
— Знаю, что больно, — сказал доктор. — Зато сделаем всё, как надо. Чтобы не обижался.
Зверь пользы своей не понимал и жалобно стонал.
— Очень уж ты нежный, — заметил доктор. — Наши бобры куда терпеливее.
Он взял у Бобруськи кровь для анализа. Из самого кончика хвоста. Потом подхватил длинными щипчиками таблетку. Сильной рукой раскрыл зверю пасть и стал всовывать в неё таблетку. Бобруське это не понравилось. Он постарался языком вытолкнуть таблетку или хотя бы спрятать её за щеку. Лишь бы не глотать.
Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.
Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).
Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.
Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.