Бобруська - [2]
Входы надо обязательно спрятать в речке. Для безопасности. А саму нору звери устроили повыше, в сухом месте. В ней тепло, уютно. А для свежего воздуха есть отдушина, но её не заметишь среди корней.
Стали бобры в своей норе жить-поживать. Днём спят, ночью плавают и едят сочную траву. Её тут весной да летом сколько хочешь.
И вдруг в середине лета Чуткий Нос заметил: побежала в речке вода быстрее. Заволновалась и бобриха. Да, речка набирает скорость.
Мелеет!
Беда!
Ведь если речка сильно обмелеет, входы в нору окажутся над водой, у всех на виду. Любой враг в неё заберётся…
Повели звери чуткими носами: где самое быстрое течение? Где речка всего мельче?
Вот это место им и нужно.
Нырнули бобры на самое дно. Течение тут быстрое, так и сносит. Но звери крепко прижались ко дну и принялись носами да лапами нагребать поперёк речки возвышение из земли да ила. Нагребли. А потом стали втыкать в него сучья и палки.
Растёт преграда воде. Ночь за ночью трудятся бобры. Без устали. Без отдыха. И всё время носами проверяют: как течение?
Раз только прервали звери работу: услышали на берегу какой-то шорох, учуяли непонятный запах. Затаились.
Где же им было знать, что это люди издали наблюдают за их работой, чтобы в случае нужды прийти на помощь.
Но никакой беды не случилось, и звери снова принялись за строительство.
Плотину они возвели подковой. И не прямо вверх, а с наклоном. Снаружи она более отвесна, и палки там сложены самые крупные. Всё для того, чтобы плотине легче удерживать напор воды.
Плотина не очень красивая. Во все стороны торчат из неё сучья да палки. Но зато добротная. А для бобров это главное.
Вылезли из норы Чуткий Нос и Умелые Лапки. Повели носами… Речка не мелеет.
Можно снова жить спокойно.
Незаметно подошла осень. Она раскрасила лес в нарядные цвета. Дунет ветерок, и на землю падает разноцветный дождь. Кружатся, летят листья. Золотистые… Красные… Жёлтые…
А упадут на землю, начинают тускнеть.
По осени не стало больше вкусной травы. Но бобры нашли новое лакомство.
Ночью, как стемнеет, Чуткий Нос и Умелые Лапки тихонько выходят на берег — и скорее к иве или осинке. Сядут возле, обопрутся на хвосты и принимаются грызть. Зубы у них мощные, как долота. А звери они трудолюбивые. Как возьмутся за дело, не бросят его, пока не кончат.
Хруп!.. Хруп!..
К утру дерево так подгрызут со всех сторон, что оно валится наземь. Потом отгрызают от дерева ветку за веткой и обгладывают. Добела.
Для бобров осенью нет ничего вкуснее и питательнее осиновой или ивовой коры.
Звери с аппетитом едят её и заготавливают впрок. Нырнут с веткой в глубь речки, воткнут её в дно или под корягу. Устраивают подводный склад. Хватит еды на всю зиму.
Весной у бобров родилось трое детёнышей. Один в одного — коричневые. Бобриха не могла на них нарадоваться, ласково урчала над ними.
Двое бобрят спокойные, а третий — шустрый. Бывает же так: родные братья, а характеры совсем разные.
Шустрому не терпелось поскорее вылезти из норы. Но родители, уходя из дома, прикрывали вход палкой или пучком стружек.
Нельзя маленьким бобряткам выходить из норы. Родятся они, правда, вполне самостоятельными. В шёрстке, зрячими и даже с зубами. Но есть у них один недостаток: очень уж они лёгкие. Комочки пуха. Для тех, кто живёт в воде, это никуда не годится.
Однажды бобриха Умелые Лапки неплотно прикрыла за собой вход. Бобрёнок и вылез из норы. И тут же попал в воду. Ведь выходы из норы ведут прямо в речку.
Вода вытолкнула лёгкого бобрёнка на поверхность. Как поплавок.
Перепугался зверёк. Ничто ему уже не интересно. Обратно бы в нору… Гребёт лапками-вёслами, шлёпает хвостиком, пищит:
«И-и-и-и-и-и-и!..»
Но мать далеко. Не слышит.
А вода не расступается. Слишком лёгкий бобрёнок. Не пустила его речка в глубину. Понесла по течению… Всё дальше и дальше от родного дома.
Хорошо ещё, что не заклевала зверька хищная птица, не съела выдра. Повезло. Выловили его люди. Думали-гадали, что с ним делать, а потом отправили в заповедник. Уж там-то всякого зверька сумеют выходить.
Кирилл Сергеевич пожалел бобрёнка: взял к себе.
БОБРУСЬКА СТАНОВИТСЯ ДОМАШНИМ ЗВЕРЕМ
Бобруська легко прижился в семье Кирилла Сергеевича. И во дворе к нему все привыкли, будто домашний бобр — обычное явление. Ему так понравилось быть среди людей, что он старался спать не днём, как все бобры, а ночью. Когда Кирилл Сергеевич читал или писал, зверь устраивался у его ног. Он очень любил, когда ему почёсывали голову или бок. «Только что не мурлычет», — говорил Кирилл Сергеевич.
Больше всего Бобруська любил купаться.
Пока зверь был маленьким, он плавал в бочке с водой. Несколько раз на дню: без воды нет ему жизни.
Выкупается, а потом усядется на крыльце. Встряхнётся, как собака, и давай причёсываться. Есть у него на этот случай раздвоенный коготок на задней лапе. Сначала голову расчешет, потом примется за грудь, бока, живот.
Аккуратный зверь.
Когда Бобруська подрос, Кирилл Сергеевич стал ходить с ним на озеро. Сам идёт впереди, а бобрёнок косолапит следом, не отстаёт. Очень ему нравилось плавать в озере.
Бобруська рос быстро. Это радовало Кирилла Сергеевича. Но и заботило: где же теперь ему купаться? На озеро с ним не находишься… Да и грызть он стал что ни попади: зубы стачивает.
