Бобби Фишер идет на войну - [71]

Партия получилась грандиозной, лучшей из всех сыгранных до этого. Гарри Голомбек назвал её «шедевром от и до». Фишер создал, а затем безжалостно использовал уязвимые места в баррикаде Спасского, взломав её с помощью батареи из ладей и ферзя, при этом ни разу не подвергнув опасности свою позицию. Спасский оказался в цугцванге — этот термин означает необычную позицию, в которой игрок предпочел бы вообще не ходить, поскольку любой ход только ухудшит его положение. Чёрные сдались в жалкой позиции: одинокий король забился в угол, как человек, оказавшийся в душевой кабине, когда его дом рухнул. Переполненный зал вскочил как один; ошеломлённый и раздавленный Спасский присоединился к аплодисментам, признавая творческую изобретательность, жертвой которой он пал. Фишер вышел в лидеры. Даже гроссмейстеры начали шептаться, что Спасский, вероятно, уже сломлен и его игра никогда больше не будет прежней. В шахматах такое случалось.

В течение этого периода команда Спасского послушно рапортовала в Спорткомитет, что проблемы чемпиона порождены его отходом от тщательно разработанных планов. В Москве гроссмейстеры критиковали дебютную неподготовленность Спасского и его импровизации. Тем не менее они считали, что ещё не всё потеряно.

Ивонин полагал, что Спасский находится в невыгодном положении, сидя на жёстком стуле, тогда как Фишер крутится и вертится в своем модном кресле, обтянутом чёрной кожей. В седьмой партии равновесие было достигнуто. Публика, пришедшая в зал, увидела два неотличимых друг от друга кресла. Герману Миллеру, мичиганскому мебельному фабриканту, чемпионат принёс прибыль: советская сторона через ИШФ заказала ещё одно его кресло. Крамер выразил горячий протест, хотя не имел для этого никаких реальных оснований, и охранникам пришлось физически его удерживать, чтобы он собственноручно не вынес привезённую мебель.

Это было не единственное изменение. Фишер снова обеспечивал себе контроль, диктуя условия игры. Теперь стол и доска были разделены. Фишер возражал против размеров стола — он был слишком большой, из-за чего к фигурам далеко тянуться. Что касается мраморной доски, созданной с такой любовью, то, по мнению американца, контраст между тёмными и светлыми квадратами был недостаточным. Её место заняла обычная деревянная доска, которая использовалась в третьей партии.

Вертящееся кресло, похоже, устраивало Спасского. Седьмая партия началась многообещающе, чемпион сразу взял инициативу в свои руки. Фишер направил игру в русло варианта Найдорфа в сицилианской защите. В этом варианте чёрный ферзь берет белую пешку («отравленную»), глубоко вторгаясь во вражеский лагерь, — «отравленной» пешку называют из-за высокого риска, связанного с её взятием. Чёрные должны успеть вывести ферзя прежде, чем его окружат и уничтожат.

Фишер, однако, успешно справился с давлением, сохранив лишнюю пешку. Спасский, мягко покачиваясь взад-вперёд в своем кресле, в конце концов сумел зацепиться за ничью, записав при откладывании партии спасительный ход: чтобы его найти, потребовалось сорок пять минут. (Согласно западной прессе, помощь в продолжавшемся всю ночь анализе пришла по таинственной горячей линии, связавшей с командой двух бывших чемпионов, пристально наблюдавших за развитием матча в тысячах миль от Рейкьявика, — Михаила Таля из Латвии и Тиграна Петросяна из Армении.) Любители шахматных курьёзов отметили, что королевская ладья Фишера в течение всей партии не сдвинулась со своего места.

Ничья дала Спасскому лишь временную передышку. Накануне следующей партии Фишер объявил, что всё ещё недоволен оттенками квадратов: теперь ему казалось, что на этой доске они ещё хуже, чем на мраморной. Но, когда Спасскому сообщили об этом за час до начала игры, он не дал согласия на замену. Правило гласит, что любая замена инвентаря должна быть одобрена обеими сторонами.

Недавняя решительность советского игрока не усилила его концентрации. В восьмой партии он снова допустил грубые ошибки. Первая случилась уже на 15-м ходу, когда он просмотрел очевидное нападение слона на его ладью, которой некуда было деться. В итоге чемпион потерял ладью, получив за неё лишь слона. Последствия были не столь серьёзны, как при колоссальной ошибке в пятой партии, но симптомы так называемой шахматной слепоты проявились гораздо ярче, поскольку Спасский просмотрел не комбинацию, а один простой ход.

Обычно гордившийся своей непроницаемостью, чемпион начал выказывать признаки психологической усталости: ладони сжаты между коленями, на лице — тень беспокойства. На 19-м ходу он совершил ещё одну ужасную ошибку, отведя коня и позволив белым провести чёткую маленькую комбинацию (Ларри Эванс назвал её «остроумной»), в результате которой они выиграли пешку и навязали размен ферзей. Эндшпиль не вызывал сомнений. Когда чёрные сдались, Спасский оставался за столом ещё несколько минут, в потрясении глядя на доску. Гроссмейстер Глигорич сказал, что это худшая партия Спасского за всю карьеру.

Фишер не знал, что во время игры велась съёмка. Считая, что Эй-би-си наконец-то получила разрешение, Лорн Хассан заснял партию, тайком установив телекамеру на дальнем балконе. Когда Фишер узнал об этом из радиорепортажа, то впал в ярость. Его обманули. Как они посмели?! Он требовал извинений, много извинений, чтобы кругом были одни извинения. Он хотел полного запрета на использование телекамер.