Бобби Фишер идет на войну - [38]

Образцом сочетания похвалы и осуждения была и статья международного мастера Василия Панова. Сравнивая Фишера и Спасского, автор отмечал: «Оба игрока — искусные мастера тонких маневров и комбинационных атак, оба умеют выжимать всё из малейшего позиционного преимущества, оба обладают превосходной техникой эндшпиля... Творчество Спасского и Фишера является пиком шахматных достижений второй половины двадцатого века». И тут же переходил к другому аспекту характера Фишера, цитируя самого американца: «Шахматы дают мне счастье и деньги... Я слежу за тем, что происходит с моими деньгами. Мне хочется иметь шикарную виллу и дорогую машину..» Панов кажется шокированным: «Американские меценаты щедро платят за появления Фишера, не особо задумываясь о шахматах. Но они знают, что такое успех! Для них люди делятся на победителей и побеждённых. И только успех окупает всё!».

Оценка Фишера одновременно как человека и игрока стала приоритетной. В июне, уже после поражения от Фишера, Тайманов и подвергшийся взысканиям руководитель делегации Александр Котов выступали на заседании Шахматной федерации СССР. Что в Фишере бросается в глаза, сказали они, так это его «демоническое воздействие на противника». Убеждение советских гроссмейстеров, что Фишер — турнирный, а не матчевый игрок, оказалось ложным. Котов и Тайманов упрекали себя в том, что недооценили американца. Их потрясла его привычка изучать шахматы даже во время обеда.

Но не всё было так мрачно. Опыт показывая, что Фишер довольно медленно входит в колею матча: в первых трех партиях ему пришлось туговато. Вероятной ахиллесовой пятой американца был его ограниченный дебютный репертуар. В общем, сказал Тайманов, существует только один игрок, который сможет побить его: Борис Спасский.

Вместе с замечаниями других советских гроссмейстеров, участвовавших в заседании, эта точка зрения на Фишера была представлена Спасскому, хотя матчи Фишера с Ларсеном и Петросяном ещё только предстояли. В начале июня собрали команду Спасского. Она состояла из трёх гроссмейстеров: его старого тренера, «фатера» Игоря Бондаревского, психолога Николая Крогиуса и Ефима Геллера. Крогиус принимал участие в подготовке Спасского с осени 1967-го и продолжал работать с ним до 1974 года.

У каждого из них была своя задача. Работа Бондаревского состояла в тщательном изучении пятисот партий Фишера и попытке понять его сильные и слабые стороны. Крогиус разработал методику для оценки психологии игрока и теперь применял ее к Фишеру. Его целью было найти критические позиции в игре Фишера и добраться до сути его мыслительного процесса, исследуя также его реакцию на поражение. Крогиус должен был проанализировать и Спасского, а затем сравнить результаты. Геллер сосредоточился на дебютах.

Позже Крогиус жаловался, что Спасский проигнорировал результаты его тяжкого труда, а Геллер был недоволен отказом чемпиона следовать его советам в дебютах. Ивонин записал в своем дневнике, что Спасский почти не обращает внимания на заметки о Фишере, предоставленные ему советскими гроссмейстерами — Талем, Смысловым и Петросяном, а также не воспользовался возможностью лично побеседовать с ними о Фишере. У чемпиона были на то свои причины, некоторые менее уважительные, чем другие. «Нам не нужны абстрактные советы стариков», — заявил он Ивонину. Он был уверен, что этим «старикам» нельзя доверять сведения ни об одной из его новых разработок против Фишера: «Главное, чтобы мы ничего им не говорили; информация может просочиться».

Гроссмейстеры действительно опасаются, что их оригинальные разработки могут стать общедоступными. Однако, по словам Бейлина, Спасский в этом отношении казался одержимым, вдобавок он с детства был подозрителен. «Он молчалив — такова его природа; он никому не верил и не доверял». Чемпион мира был убеждён, что некоторые гроссмейстеры — и Петросян в том числе — чрезвычайно его не любят. У него были все основания для осторожности. Поскольку зарубежные поездки и иные поощрения зависели от настроения властей, московские шахматы были осиным гнездом соперничества, интриг и козней.

С точки зрения Спасского, нужна была крепкая, преданная команда. К Бондаревскому, Геллеру и Крогиусу прибавился эстонский игрок Иво Ней, победитель юношеского чемпионата СССР 1948 года. Он был только международным мастером, так как неучастие в зарубежных турнирах лишило его шанса завоевать титул гроссмейстера. Недоумевая от подобного выбора, кое-кто полагал, что Нея взяли благодаря его близкой дружбе с эстонцем Паулем Кересом, которого, судя по отзывам, Спасский боготворил. Разумеется, Спасский восхищался Кересом, но главной причиной выбора Нея был его талант теннисиста. В задачу, стоявшую перед бывшим эстонским чемпионом по теннису, входило поддержание Спасского в хорошей физической форме. Ней был приятным, полным энергии человеком, и, по его словам, они со Спасским имели возможность разговаривать свободно, чего чемпион не позволял себе с другими. Вспоминая те времена, Спасский утверждает, что доверял Нею и чувствовал себя с человеком не из Москвы проще, нежели с обитателями Центрального шахматного клуба.