Блюз Сонни - [8]

— Конечно! — согласился Макс. — Я тоже сразу же об этом подумал. Идемте скорее, папа! А о стихах, — продолжал он, когда они поспешно направлялись к лестнице, — вам не следует беспокоиться. Девятая муза в обиде не останется; напротив, я сумею еще извлечь из этой неприятной истории кое-какую выгоду.

— Сие невозможно.

— Вот увидите.

— Ну, если так, — ловлю тебя на слове, — мы примем этого чудака, как самого почетного гостя.

Пока все это происходило в замке, наш квазипленник, не слишком тревожась об исходе дела, довольно долго что-то писал. Затем, поскольку решительно никто не появлялся, начал беспокойно расхаживать взад и вперед; а тут еще из трактира дали знать, что обед давно уже готов и его просят поскорее вернуться, ибо возница торопится с отъездом. Он собрался было уже уходить, как вдруг у входа в беседку появились хозяева замка.

Граф, словно старого знакомого, горячо приветствовал его своим зычным голосом и, не дав ему возможности принести извинений, тотчас пригласил супружескую чету провести в кругу его семьи хотя бы остаток дня.

— Любезный маэстро, вы нам отнюдь не чужой, и я смело могу вас заверить, что имя Моцарт вряд ли где произносится чаще и с большим восхищением, чем у нас. Моя племянница поет и играет, она почти целый день проводит за фортепьяно, знает наизусть ваши сочинения и давно испытывает страстное желание увидеть вас поближе, чем это довелось ей прошлой зимой на одном из ваших концертов. И поскольку мы в скором времени собираемся на несколько недель в Вену, то родные обещали ей достать приглашение к князю Голицыну, где вас довольно часто можно встретить. Но вы теперь уезжаете в Прагу, откуда не так скоро вернетесь, и, Бог знает, заедете ли сюда на обратном пути. Сделайте одолжение, отдохните у нас сегодня и завтра. Карету мы сейчас же отошлем обратно, а мне разрешите взять на себя заботы о вашем дальнейшем путешествии.

Композитор, который в подобных случаях из дружеских чувств или в погоне за развлечениями легко приносил чуть ли не в десять раз большие жертвы, чем это требовалось от него сейчас, колебался недолго; он с радостью согласился задержаться на эти полдня с условием, что завтра чуть свет продолжит свое путешествие. Молодой граф попросил доставить ему удовольствие, разрешив поехать за госпожой Моцарт и уладить все необходимое на постоялом дворе. Он отправился туда пешком, а следом за ним был выслан экипаж.

Кстати, мы можем заметить об этом молодом человеке, что унаследованный от отца с матерью веселый нрав сочетался у него с талантом и любовью к изящным искусствам и что, не испытывая подлинного призвания к военной службе, он все же выделялся среди офицеров своей эрудицией и хорошими манерами. Он хорошо изучил французскую литературу и в ту пору, когда немецкая поэзия мало ценилась в высшем обществе, сумел снискать похвалы и признание благодаря необычайной легкости, с которой писал стихи на родном языке, следуя таким образцам, как Хагедорн, Гетц и другие поэты. И вот сегодня, как нам уже стало известно, ему представился особо приятный случай проявить свой талант.

Молодой граф застал госпожу Моцарт за накрытым столом, когда та уже успела съесть тарелку супа и беседовала с дочерью трактирщика. Она настолько привыкла к неожиданным выходкам своего мужа, что нисколько не удивилась появлению молодого офицера и переданному им приглашению. Полная неподдельного веселья, она тут же деловито и умело все обсудила и уладила сама. После того как вещи были уложены, счета оплачены и возница отпущен, она, не слишком заботясь о своем наряде, оделась и в самом радужном настроении отправилась со своим провожатым в замок, даже не подозревая, каким необычным путем проник туда ее супруг.

Последний уже успел тем временем освоиться в замке, где ему был оказан любезный прием. Вскоре он увидел Евгению вместе с ее нареченным — цветущую, чрезвычайно привлекательную и милую девушку. Светловолосая и стройная, она была по-праздничному одета в ярко-красное платье из блестящего шелка, отделанное дорогими кружевами; лоб ее украшала белая лента, расшитая драгоценным жемчугом. Барон, который был чуть постарше ее, — человек кроткого, общительного нрава, — казался достойным ее во всех отношениях.

Вначале разговор поддерживал в свойственной ему довольно шумной манере, пересыпая речь шутками и анекдотами, добродушный и веселый хозяин дома, отличавшийся, пожалуй, даже несколько излишней словоохотливостью. Были поданы прохладительные напитки, и наш путешественник не преминул воздать им должное.

Кто-то из присутствующих поднял крышку фортепьяно. На пюпитре уже лежали раскрытые ноты «Свадьбы Фигаро», и Евгения приготовилась спеть под аккомпанемент барона арию Сюзанны из знаменитой сцены в саду, где изливающаяся мощным потоком страсть опьяняет нас, подобно насыщенному пряным ароматом воздуху летнего вечера. Нежный румянец на щеках Евгении на какое-то мгновение сменился мертвенной бледностью; но с первым же мелодичным звуком, слетевшим с ее уст, спали все стеснявшие ее грудь оковы. Казалось, будто она с улыбкой уверенно вознеслась на гребень высокой волны, и ощущение исключительности этого момента, сознание того, что ничто подобное, быть может, никогда в жизни не повторится, не могло не воодушевлять ее.