Блудный бес - [8]
— Что, скажешь, мало было? Коли я тебе отказывала? А что ли́шки у мене остаются, — сам виноват! Что хочу, то с ними и делаю!
Солнце вставало над местечком, когда Шендер Фикс на измученной, исхлестанной буланке привез домой воз битой поливы. Он солгал, что в бору на него напали волки и он еле унес ноги.
Сора-Лея плакала, подсчитывала убытки и верила и не верила мужу. А Шендер Фикс закаялся ездить в Залесье.
Затем, через несколько дней, была объявлена война и новые события и новые люди захлестнули Шендера Фикса.
И до сегодняшнего дня он ничего не знал о судьбе Ганули. О глухонемом кузнеце он случайно узнал раньше, во время польской оккупации.
Однажды знакомый крестьянин из Залесской волости рассказал ему, как легионеры застрелили глухонемого кузнеца. Кузнец не остановился на окрик часового и был убит наповал.
А о том, что где-то растет его сын, Шендер Фикс и не предполагал. И теперь, глядя на эти бумажки, Шендер Фикс припоминал все: и чернобровую Ганулю, и озверелого кузнеца, и свои ушедшие годы.
Когда Шендер Фикс, ошеломленный случившимся, наконец пришел в себя, он сперва опрометью кинулся на крыльцо, думая нагнать этого злосчастного сельского исполнителя. Шендер Фикс хотел упасть перед ним на колени, плакать, биться о землю, только бы он избавил Шендера Фикса от такого позора на старости лет. Но, выбежав на крыльцо, Шендер Фикс увидел, что сельского исполнителя и след простыл: Стеклянная улица из конца в конец была по-всегдашнему пуста. И тут, на воздухе, Шендер Фикс как-то сразу отрезвел. Ему вдруг стало ясно, что так просто, как он решил в первую минуту, поправить дело нельзя. Шендер Фикс всю свою жизнь боялся власти. Раньше он почтительно снимал шапку перед всем местечковым начальством, будь то судья-помещик, выскочка-пристав или даже обыкновенный крестьянин — волостной старшина. Шендер Фикс считал, что все они, при желании, могут причинить ему неприятность, хотя судья у него одного покупал рыбу для своего любимого кота; пристав-ловелас при встрече с Шендером Фиксом со скабрезной шутливостью расспрашивал о последних похождениях Емарая Емаревича; а волостного старшину Шендер Фикс однажды зимой спас от смерти, подобрав на дороге мертвецки-пьяным.
Теперь же Шендер Фикс плохо разбирался во всех чинах. Для него было не ясно, кто, например, старше: председатель исполкома, кузнец Меер-Цон, или начальник волостной милиции, бывший почталион Сковорода?
Шендер Фикс, по старой привычке, боялся и того и другого. И хотя этот самый Меер-Цон когда-то сделал старику телегу на железном ходу и всякий раз ковал лошадь, но Шендер Фикс кланялся ему теперь еще издали и говорил соседу:
— Вот идет портфель!
Страх перед властью так вкоренился в Шендера Фикса, что даже своему родному сыну, Ицхоку, который служил в уездной милиции, старик никогда не признался бы, что он исподтишка торгует водкой. Потому Шендер Фикс побоялся разыскивать сельского исполнителя и вернулся в дом.
Когда Шендер Фикс пришел на кухню, мальчик сидел все в такой же невозмутимой, созерцательной позе. Он сосредоточенно разглядывал солнечные пятна на полу.
Шендер Фикс невольно усмехнулся: Ицхок в его годы давно изъерзал бы всю скамейку, вдоволь наковырялся бы в носу и переловил бы всех мух на окне. А большеголовый мальчуган, очевидно, даже не двинулся с места.
И, несмотря на то, что этот мальчишка принес ему самое большое несчастье, какое только мог себе представить Шендер Фикс, но в старике вдруг проснулось любопытство.
— Как твое имя? — спросил он, подходя к мальчику и в первый раз внимательно разглядывая его. Мальчик ничего не ответил, — только искоса поглядел на Шендера Фикса и улыбнулся.
— Вот деревенщина, — подумал Шендер Фикс. — Ицхок в одну минуту уже наговорил бы с три короба, а этот конфузится даже слово сказать! — Что ты — глухой? Как тебя зовут? — переспросил старик.
Мальчик припомнил, как ребята в деревне называли его и наконец выдавил:
— Ми-и-трополит!
Шендер Фикс в недоумении заморгал своими безресничными глазами. Он помнил, что у русских есть какое-то, очень похожее на это имя: чувствовал, что оно произносится не так, как сказал мальчик, но поправить его не мог. Имя, которое несколько минут назад называл сельский исполнитель, вылетело у Шендера Фикса из головы.
— Ну, Митрополит, а скольки тебе годов?
— Не знаю, — уже охотнее ответил мальчик. — Мальцы говорили мне много годов. В красноармейцы скоро заберуть!
И его лицо снова расплылось в улыбку.
Шендер Фикс пристально посмотрел на его голубые глаза, на скривленный всегдашней улыбкой рот и с тревогой задал другой вопрос:
— Слухай, Митрополит, а ты знаешь, какой сегодня день?
Мальчик обернулся к Шендеру Фиксу и, с манерой обычного словоохотливого собеседника, который не слушает другого, а говорит только о своем, оживленно сказал:
— А Егор мне в гаи гнездо берестяночки показал! Во и яечко! И мальчик проворно достал из-за пазухи довольно большое, голубое с черными крапинками, не зябликово, а явно воронье яйцо. Он повертел яйцо в своих тонких, длинных пальцах и сунул назад.
— А учора Григориха мне блин дала! Сма-ачный! — сказал мальчик и от удовольствия завертел своей рыжей головой.
