Спица отлетел далеко, Прокл отлетел очень далеко, Дрыль сам залез под стол. Тироль поцеловал Прокла в холодный лоб, пнул Гальюна и закричал:
— Камера! Все на Джима! Джим против правил! Джим против правил! Джим против правил! Джим против правил!
Тироль опустил голову, закрыл глаза и побежал в направлении живота Джима, за дрожащим в коленках Тиролем, почему-то вдруг бросилась почти вся камера. Толпа сшибла Джима, навалилась, и все тела сплелись в яростный комок.
Потный шар катался по камере, время от времени в него бросалась новая партия возмущенных камерников, замещая, уже отдавших долг борьбе за справедливость и незыблемость правил консерваторов или погасивших революционный пыл перемен реформаторов.
— Мальчик, а ты что сидишь? — из-за тебя же бойня. Вон Рыжий, как взрослый дерется — молодец!
— Мосол, ни этот ли молодец надавал тебе оплеух во время общественных работ?
— Да, тогда он поступил как последний негодяй.
— Где же твоя объективность, Мосол? Чем оплеухи на чужих затылках отличаются от оплеух на твоем?
— Ну… Во! Смотри, Тироль откатился!
Мальчик с Мослом прислонили Тироля к стеночке, похлопали по щекам и дали ему попить холодной водички.
— Как, Тироль, всех победил?
Тироль мутно заморгал на Мальчика и сказал:
— Хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи…
Ротербанд сначала долго свистел, а потом отважно вступил в схватку. Он грозно потребовал прекратить безобразие и дернул за шиворот первого попавшего под руку нарушителя, но нарушитель нагло превратил строгий крючок носа Ротербанда в легкомысленную курносость и опять нырнул в кучу тел. Ротербанд недоуменно посидел на лавочке, собрал в ладошку веселые красные капельки, решил, что он обиделся и убежал за подмогой.
Подмога явилась в полном составе и тут же из толстого брезентового шланга стала поливать холодной водой дерущихся. Холодная вода быстро прояснила сознание и вернула камерников к действительности — те, кто мог передвигаться, уползли на свои места, те, кто не мог, остались лежать в холодных лужах.
Спица лежал на животе и тянул руки вперед, но при этом голова Спицы была развернута на сто восемьдесят градусов, и он немигающе смотрел назад.
— Мальчик, похоже Спица не будет больше к тебе приставать.
— Похоже, Мосол.
К Спице подошли Люциус и Ротербанд, взяли его за руки и за ноги и вынесли из камеры. Закир почесал затылок и сказал Лымарю:
— Лымарь, а Джима нам вдвоем будет тяжело тащить до мертвецкой, давай Кирпича попросим помочь.
— Давай.
— Кирпич, помоги нам дотащить Джима.
— Сами что ли не можете, в конце концов!
Кирпич нехотя подошел и взялся за правую ногу Джима, Джим поднял голову и сказал Кирпичу:
— Так-то, Мальчик.
Кирпич испуганно бросил ногу Джима и отскочил в сторону:
— Он разговаривает!
Джим оттопырил губы и, из собравшейся на них слюны, надул большой пузырь.
— Лымарь, он, наверно, живой.
Пузырь на губах Джима лопнул, голова откинулась назад, зрачки ушли под веки.
— Нет, Закир, он, наверно, мертвый.
— Пусть пока полежит, потащили кого полегче.
Лымарь с Закиром растаскивали тела, Кирпич координировал работу, попутно начищая серебряные пуговицы, Ротербанд трогал распухший нос то указательным пальцем левой руки, то указательным пальцем правой. Некоторые из камерников, проходя мимо лежащего Джима, украдкой пинали его.
— Эй, Рыжий!
— Чего?
— Наверно необыкновенное удовольствие — пнуть мертвого Джима?
— Да ладно! — я просто спотыкнулся.
