BLOGS - [29]

Надо сказать, этого просто не может быть: батюшки в то время все были наперечёт и под контролем, а за подобную инициативу - отправить духовное лицо на комсомольскую стройку - могли и Патриарха на ковёр вызвать. А вот молодого выпускника семинарии, не успевшего жениться и оттого не спешившего принять сан, духовник в Усинск отправить мог. Тайно, конечно, на свой страх и риск. Мог поехать и мирянин, которому власти не давали поступить в духовное учебное заведение, а желание нести свет людям имелось. Возможны, впрочем, и другие варианты.

Так или иначе, приезд Косыгина произвёл фурор и положил начало нормальному снабжению Усинска продуктами, обувью, одеждой. До него были случаи, когда за спичками люди ездили в Печору, а апельсины за десять лет завезли один раз. А вот появление Сподорецкого прошло совершенно незамеченным. Что было дальше? Походил наш «поп» среди людей, взирая на «незамутнённые» Божьим откровением лица комсомольцев, бродяг и аферистов (которые, между прочим, часто были похожи друг на друга, как две капли воды), и решил: надо поработать вместе с людьми. Чем их душа занята? Вот что рассказывает Тамара Ираклиевна Маскина, ветеран Усинска, которая знала его хорошо и даже работала со Сподорецким сначала во 2-й котельной, а потом в ПВС (служба пароводоснабжения).

- Что он увидел? Судя по всему, он был удивлён похожести людей. Работают рядышком наивный романтик-комсомолец и прожжённый зек, отсидевший лет тридцать, а душа у обоих бескорыстная. Деньги нужны? Возьми в тумбочке сколько надо. Помощь нужна? Разбуди хоть ночью. Уж не знаю - или мне показалось, или так оно и было, но не нашёл святой отец здесь измученных душ. У кого болела душа, тот шёл с болью к друзьям. Перед Богом это, может, неправильно, но факт: Анатолий Семенович крестил, отпевал, но в остальном оказался не у дел.

Насчёт «крестил» - это вполне укладывается в каноны, в случае, если нет священника, мирянину это позволено, а вот за отпевание, очевидно, приняли чтение Псалтири и молитв.

Потихонечку Сподорецкий втянулся в обычную суетную жизнь. Правда, уезжал в Загорск и возвращался от своего духовника просветлённым и наставленным. Однако «правила игры» полярных романтиков заставляли его играть в светские «игры».

Стал Анатолий Семенович и в рюмку поглядывать, и на женщин красивых. А уж красивыми женщинами Усинск Бог не обидел. Короче - запил святой отец и «матушку» нашёл...

Но это не вся история, а пол-истории. Дело в том, что какой бы жизнью Анатолий Семенович ни жил, а между тем, в балке-вагончике собралась у него целая библиотечка православной литературы. Привозил он из Загорска церковную утварь, серебряный крест и среди многих икон был у него старинный образ - подарок от его духовника. Это были не мнимые, а настоящие ценности.

Осенней ночью 1978 года группа жуликов (они, к сожалению, везде есть), пользуясь тем, что батюшка был на дежурстве в котельной, а рабочие бригады весело обмывали зарплату, в общем, эти воры подломили двери балка священника Сподорецкого...

Пятнадцать лет спустя на закладке первого камня под православный храм в Усинске присутствовало от силы пятьдесят человек: город в целом так и не пришёл пока что к Богу. Но храним Богом. Может быть, за то храним, что в тёмную ноябрьскую ночь 1978 года за достояние ещё не существующей церкви, за иконы и книги кочегара-«священника» вступили в драку и полезли под ножи ворья комсомольцы и бывшие зеки, «безбожники»-буровики и молодая спортивная пацанва. Драка, говорят, была знатная. Книги и иконы отбили. Ничего не подозревавший Сподорецкий утром пришёл в свой балок. Узнав ночную историю, он встал на колени и заплакал.

Музыка судьбы

Семидесятые годы Усинска - это особые годы. В это десятилетие на нефтяных скважинах и в бытовках буровиков решалась судьба города. Долго, вплоть до начала 80-х годов, никто не мог однозначно сказать, есть долгосрочная перспектива Верхнеколвинска и Пармы или нет? Дать людям заработать и уехать, или дать людям жить и работать?

- 1975 год - это было дивное время, - рассказывает Сергей Георгиевич Титаренко, преподаватель музыки. - Понимаете, в 70-е годы рядышком можно было увидеть все: и беспросветное хамство, и открытость человеческой души, благородные зрительские аудитории на концертах и зверскую давку за водкой в магазине «Огурец», - вспоминал то время Сергей Георгиевич. - Вы подумайте только: горит «Огурец»... Вы знаете, как горел «Огурец»? О-о-о! Вы не знаете этой комедии! Балок уже горит, а очередь за водкой никто уступать не собирается. Даже огонь без очереди не пропустили. Сначала раскупили и ящиками повытаскивали водку, а потом, как спичечный коробок, за 10 минут сгорел этот знаменитый усинский магазин «Огурец»...

Это были времена, когда уступить место на узкой тропинке считалось для мужчины чем-то неприличным. Мат звучал чаще, чем «пожалуйста» и «спасибо», а деньги получали такие, с которыми страшно было выезжать «на материк». Впрочем, многие и не выезжали. Была «бичарня» в Усинске, где пропивались заработанные денежки, где с рыбой свежего посола, «Русской водкой», картами и песнями, с залихватской отчаянностью отдыхала душа от тяжёлого нефтяного быта, от работы на ветрах и морозах в тех широтах, где жить нельзя. Но здесь жили, пили, любили, рожали детей, матерясь, выясняли отношения и давали «на гора» бесконечные кубометры нефти.