«Ближние люди» первых Романовых - [84]
Этот «архитектор» XVII века, с говорящим прозвищем Кузнечик, отразившим быстроту его передвижений, одновременно был строителем приходской церкви Артамона Матвеева в Москве — Никольской церкви, что в Столпах. Верхний храм в этой церкви был посвящен Рождеству Богородицы. Церковь с таким же посвящением Рождеству Богородицы была ранее в 1664 году выстроена «по обещанию» Артамона Матвеева в его вотчине — селе Пояркове, где до сих пор осталась храмозданная каменная надпись о ее строительстве. О непосредственных причинах постройки этого обетного храма сказать трудно, они могли быть связаны и с семейными событиями или личными переживаниями. Хотя можно обратить внимание на то, что строительство церкви в подмосковной вотчине Матвеева шло одновременно с набором им рейтарского полка. В тексте каменной надписи, прочитанном с помощью специалистов и размещенном на сайте храма в интернете, присутствует упоминание царя Алексея Михайловича, царевичей Алексея и Федора, новгородского митрополита Питирима, в отсутствие патриарха Никона благословившего строительство храма. Храмоздатель назван с полным чином: «полковник и голова московских стрельцов» Артамон Сергиев сын Матвеев.
Стрельцы приказа Артамона Матвеева строили, ремонтировали, украшали храмы в царских резиденциях, но это не была их единственная «специализация». Среди них было немало мастеровых людей, также получавших важные заказы. Например, они шили знамена и делали разную амуницию для Выборного полка[260]. Когда царь Алексей Михайлович завел новое «сафьянное дело» — искусную выделку тонких кож («козлин»), то и здесь стрельцы Матвеева подключились одними из первых. Рынок такой продукции был огромен, мягкие сафьянные сапоги были значимой деталью костюма богатого человека. Сафьян использовали для особенного оформления переплетов церковных книг, а в домах — для украшения стен и лестниц. В 1670 году, по царскому указу всё сафьянное дело будет сосредоточено в руках одного Артамона Матвеева[261].
Такой своеобразный «универсализм» стрелецкого полковника и головы Артамона Матвеева, умевшего одновременно быть воином, дипломатом и «хозяйственником», выделял его среди других царских приближенных. У царя Алексея Михайловича, наверное, должно было сложиться впечатление, что нет такого дела, которое нельзя поручить Матвееву. В этой постоянной работе и службе и была основная причина матвеевского вхождения в ближний царский круг. А еще особое доверие к Артамону Матвееву объяснялось тем, что он хорошо справлялся с тайными делами царства.
С этой точки зрения показательно поручение Артамону Матвееву 13 октября 1666 года встретить и сопроводить в Москву александрийского патриарха Паисия и антиохийского патриарха Макария, приехавших на Большой церковный собор. Стрелецкого полковника Артамона Матвеева особенным образом характеризовали восточным патриархам, упоминая его высокий военный чин и выдающиеся личные качества. В царской грамоте было сказано, что полковник Артамон Матвеев является «хилиархом» — начальником над тысячей воинов («тысященачальником»). В греческом языке это понятие использовалось для обозначения должностей крупных военных чинов и означало в глазах патриархов почетный прием:
«Ради вашего пречестнаго архиерейскаго достоинства, на сретение нашим царского величества словом послахом нашего царскаго величества вернаго человека полковника и хилиарха Артемона Сергеевича Матвеева, иже в духовных обучениих и к царстей и светительстей чести належащих гражданских поступках зело обретается благоискусен».
Артамон Матвеев встретил восточных патриархов в селе Судогда на дороге от Мурома к Владимиру 20 октября 1666 года. Отчет о встрече был направлен им в Посольский приказ думному дьяку Алмазу Иванову, продолжавшему, как и Матвеев, участвовать в организации «соборного дела». Матвеев действовал по выданному ему наказу: «И по твоему великого государя указу речь говорил и о спасенье их спрашивал и твою великого государя грамоту поднес». Особенно Матвеев, всегда внимательный к охране царской чести, подчеркнул, что «вселенские государь папа (так еще называли александрийского патриарха Паисия. — В. К.) и патриархи твою великого государя грамоту принели с великою честию и твоей государской милости обрадовались и на вашем государском милостивом жалованье били челом». За всей этой сложной речевой конструкцией скрывалось важное для царя Алексея Михайловича подтверждение его ожиданий, связанных с приездом на собор вселенских патриархов.
Александрийский патриарх Паисий, писавшийся с чином папы, и антиохийский патриарх Макарий действительно высоко оценили жест царя, как и обхождение с ними Матвеева, о чем с благодарностью известили царя в ответной грамоте 21 октября 1666 года: «Яко же и днесь соблагоизволил еси твоим царским величеством к нам послати с некиим от предстоящих твоей царстей светлости благоразумным мужем Артемоном Сергиевичем Матфеевым полковником сущым и хилиархом». Дальше Артамон Матвеев успешно сопроводил патриархов в Москву — впрочем, исполняя царское распоряжение не торопиться. Царь Алексей Михайлович хотел предварительно расспросить диакона Мелетия Грека, возвращавшегося вместе с патриархами, и просил Матвеева устроить так, чтобы Мелетия раньше отпустили с дороги в Москву. В переписке с патриархами обсуждали детали церемониала встречи, а также выясняли, о приготовлении какой «судебной палаты» они говорили. Попутно узнавали о нуждах высоких гостей и их свиты. А они оказались вполне житейскими и хорошо понятными Матвееву. Он немедленно передал царю просьбу об изготовлении пятидесяти мантий для ехавших в свите патриархов священнослужителей, желавших встретиться с царем не в походной, а парадной одежде. Наконец, уже перед самым въездом в Москву, «в подхожем селе» на настоящей церемониальной встрече от имени царя и его семьи патриархов должны были встречать стольник князь Петр Иванович Прозоровский и дьяк Ларион Иванов. Артамон Матвеев должен был только объявить о приезде патриархов, а дальше находиться на службе вместе с занимавшим более высокое положение в придворной иерархии стольником князем Прозоровским.
