«Ближние люди» первых Романовых - [115]

Трудно предполагать, в какой мере Артамон Матвеев был знаком с содержанием речей Цицерона, виршами Вергилия и философией Аристотеля или Эразма Роттердамского, но их книги тоже присутствовали в его библиотеке. Гораздо увереннее можно говорить о трудах, представлявших практическое значение: «Книга разных городов лицы, подпись францужская», «Книга полатного строения, в лицах подписана италианским языком», «Книга чертежная полатам и источником каменным, на францужском языке», «Книга землемерие, на латинском языке». Всё это были издания крупного формата, «в десть», а были еще «книги вполдесть» — «огородного строения в лицах на немецком языке», «лекарского учения», «оружейного строения», и «в четверть» — семь книг грамматик (греко-латинские, латинская и голландская). Позже изданиями из матвеевской библиотеки интересовался другой известный «западник» — боярин князь Василий Васильевич Голицын, отобравший для себя 17 книг «огородного и полатного и городового строений» и так и не вернувший их обратно в библиотеку Посольского приказа. В XVIII веке книги из библиотеки Артамона Сергеевича Матвеева вошли в собрание Академии наук[361].

Описание библиотеки Артамона Сергеевича Матвеева лишний раз показывает сложившийся разрыв между первым «ближним человеком» царя Алексея Михайловича и его преследователями, жившими представлениями прошлого века. Не случайно бояре приговаривали к казни, ссылке и наказанию кнутом тех, кто подозревался в переписывании книг из матвеевской библиотеки. Найденные «заговорные письма», лечебник и гадательную псалтырь было указано сжечь на спинах провинившихся холопов[362]. Но с Артамоном Матвеевым все-таки решили поступить по-другому.

В Казань к Артамону Матвееву с царским указом «с отъятием чести его Боярства, и с точным осуждением, и весьма уже лишением всего его имения и вотчин, и заточением в ссылку в Пустоозерской острог» послали дьяка Ивана Горохова. Сын Матвеева, составивший свое «Объявление о возвращении из заточения Ближняго Боярина Артамона Сергиевича Матвеева и о кончине его», объяснил подоплеку этого распоряжения «произволом» и «выбором» неприятелей своего отца. Горохов сам еще недавно был у розыска, а потом в ссылке из-за тайной переписки с донскими казаками во время управления Матвеевым Посольским приказом. Теперь, освобожденный из ссылки, он еще более рьяно стал расправляться с виновником своих прежних бед. Когда Артамон Матвеев «начал ответ против извету давать», его попытка оправдаться была грубо пресечена посланцем Боярской думы: «Дьяк Иван Горохов крикнул: слушай! Молчи, а не говори». У Артамона Матвеева забрали грамоты царя Алексея Михайловича «и всякие посольские письма и наказы». Матвеев должен был выдать весь свой «архив», взятый из Москвы, включая «дворовыя и отчинныя и поместныя крепости», подтверждавшие земельные владения. Отдал он дьяку Ивану Горохову и «две книги рухлядишки своей» — описи имущества, оставленного в Москве, а потом, понимая свое положение опального, сам переписал в тетрадях «лучшаго пожитчишка своего», включая наследство сына, перешедшее ему от матери. Находившихся вместе с ним людей он вынужден был отпустить «по деревнишкам, а иных на волю». Горохов, «больше месячного времени будучи в Казани», сделал всё, чтобы отравить жизнь Матвееву, а потом еще демонстративно подчеркивал свое участие в конфискации его имущества. Как иронично писал Андрей Артамонович Матвеев, «с теми описными его Боярскими пожитки в Москву, яко из восточной Индии Гишпанской, з бесценным золота и сребра караваном на кораблях приплыл»[363].

Приговор Артамону Матвееву был объявлен в Казани 11 июня 1677 года (сам указ датирован 3 мая 1677 года, но потребовалось время, чтобы дьяк Иван Горохов приехал из Москвы в отдаленную Казань). Казанский воевода Иван Богданович Милославский велел привести Артамона Матвеева вместе с сыном в съезжую избу под стрелецкой охраной («как злодеев или изменников», с обидой писал Матвеев). По царскому указу «за великия вины и неправды» у Матвеева отняли «честь мою Боярство», что означало вычеркивание его имени из списка бояр и запись «по Московскому списку»[364]. Матвееву выдали «из нажитков» отца и его «пожитченка» 1000 рублей и отправили с сыном и немногими людьми из Казани в ссылку в Пустозерск. Он еще думал оправдаться и 3 июня 1677 года написал свою первую челобитную царю Федору Алексеевичу, но в Казани она не была принята. Стряпчий Гаврила Тухачевский исполнил выданный ему наказ и вез ссыльного по рекам Каме и Вятке до Хлынова. Зимой 1677/78 года ссыльный Матвеев оставался в Яренске, а из Усть-Выми в Пустозерск тронулись в путь только 16 марта. Лишь почти через год после выезда из Казани, 9 июня 1678 года, ссыльные добрались «в место плачевное, в Пусто Озеро». Тогда-то Матвеев и смог отправить давно написанное первое послание царю, принятое только 26 июня 1678 года[365].

Показательно, кто сумел в Москве воспользоваться имуществом ссыльного Матвеева. Именно среди них и стоит поискать если не первых преследователей боярина, то надежных исполнителей, добившихся устранения «ближнего человека» царя Алексея Михайловича из окружения его сына царя Федора Алексеевича. Дворцовое ведомство продолжали возглавлять боярин Богдан Матвеевич Хитрово и его родственник окольничий Александр Севастьянович Хитрово. Последний был соседом Артамона Матвеева по подмосковной вотчине в Манухине на Сетуни, он и перевез к себе хоромы из усадьбы Матвеева. Потом Хитрово пришлось «со стыдом возвращать» соседское имущество сыну владельца манухинской усадьбы Андрею Артамоновичу Матвееву. Одно из подмосковных владений досталось боярину князю Михаилу Алегуковичу Черкасскому, удаленному из Москвы на воеводство в то время, когда Матвеев был в силе. Дьяк Иван Горохов, объявлявший царский указ бывшему «канцлеру» в Казани, получил принадлежавший Матвееву двор и вотчину в Нижнем Новгороде (и по возвращении из Казани, исполнив свою службу, 25 июля стал думным дьяком). Поучаствовал в дележке матвеевского имущества и боярин Иван Максимович Языков, названный «глубоких дворских обхождений проникателем»