«Ближние люди» первых Романовых - [106]
Получив боярский чин, Артамон Матвеев продолжил укреплять позиции в Думе. Его усилия отражены в разрядной книге 1674/75 года настолько выбивающейся из привычного ряда подобных источников, что исследователи готовы говорить о создании чуть ли не новой их разновидности. Дело объясняется вмешательством в ее составление Артамона Матвеева.
Обычно «разряды» содержали перечни служебных назначений, записи местнических дел, описание царских приемов («столов»). Разрядным приказом ведал думный дьяк Герасим Дохтуров, но Артамон Матвеев мог влиять на него. Именно это стало причиной насыщения разрядных книг мелочными деталями, связанными с привозом грамот от бояр в Москву и подачей их в Посольском приказе во главе с Матвеевым. Артамон Матвеев попытался осуществить своеобразную «революцию» в определении местнического старшинства. Кроме привычных указаний в разрядных книгах на распределение воевод в полках и по городам, стала учитываться еще и отправка грамот в приказ, возглавлявшийся Артамоном Матвеевым. Только Матвеев придумал учитывать воеводскую рутину с отсылкой отписок в приказы, как возможный «случай».
Члены Боярской думы бывали на воеводских должностях прежде всего в крупных, «титульных» городах Русского государства — Новгороде, Казани, Астрахани. И как раз в это время противники Матвеева (и Нарышкиных) были отосланы из Москвы на такие воеводства: окольничий Иван Богданович Милославский — в Казань, окольничий Иван Михайлович Милославский — в Астрахань. В Новгород отправили стольника князя Михаила Алегуковича Черкасского, а Новгородский полк ведал боярин князь Иван Андреевич Хованский, тот самый, по прозвищу Тараруй, с кем позже будет связана «Хованщина» 1682 года. В Киев назначили князя Алексея Андреевича Голицына, совсем незадолго до этого, 4 сентября 1674 года, получившего пожалование в «ближние бояре». И везде Артамон Матвеев был активен, действуя в собственных интересах. Он лично передавал царские указы об отправлении воевод из Москвы, докладывал царю Алексею Михайловичу о челобитных не желавших отправляться из столицы придворных, искусно вызывая гнев на ослушников царской воли. Служилые люди из заметных княжеских и боярских родов начали даже отговариваться болезнями или другими причинами, лишь бы не пересекаться с Артамоном Матвеевым в Посольском приказе.
Можно вспомнить, как Матвеев искал и нашел книгу «Пашквиль», чтобы обвинить польскую сторону в неуважении к царскому титулу. Теперь он сам стал составлять такой коллективный «пашквиль» на других бояр и включать в разрядную книгу разнообразную компрометирующую их информацию. Ловили ли где-нибудь на воровстве дворовых людей боярина князя Одоевского, провинились ли в чем-нибудь люди князей Голицыных — все эти сведения попадали в разрядную книгу. И так было с представителями многих родов бояр и окольничих, входивших в верхушку двора. Например, пострадали от подобных записей князья Пронские, Ромодановские, Татевы, а еще Стрешневы. Как потом могли быть использованы подобные записи, можно было только догадываться. Очевидно, что Артамон Матвеев создавал возможности для усиления своих позиций в спорах с первыми аристократами в Думе. Иногда матвеевские удары не щадили и совсем близких к царю людей, таких как дядька царевича Федора Алексеевича боярин князь Федор Федорович Куракин, обвиненный в держании в своем доме ворожеи. Пока рассматривалось дело, боярин князь Куракин был удален от двора. Но знал бы Матвеев, как опасно было начинать разговоры о колдовстве, как это потом ударит по нему самому![332]
«Стиль» и образ мышления царедворца Артамона Матвеева получили отражение и в его приказной деятельности. Он сам рассказал, как вел дела к «повышению царской чести» в челобитных, вошедших в «Историю о невинном заточении…». Матвеев привел примеры, действительно имевшие место в посольских делах 1674–1675 годов и связанные с приемами шведского посла Густава Оксеншерны и имперского посла Аннибала Ботония.
Отношения со Швецией как с ближайшим соседом России на северо-западе оставались первостепенным делом. На русско-шведской границе было не очень спокойно, напряжение создавали территориальные претензии и не решавшиеся годами дела о перебежчиках. Политика, проводимая Артамоном Матвеевым в делах со шведской стороной, вольно или невольно сравнивалась с деятельностью прежнего руководителя Посольского приказа боярина Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина. Хотя бы в силу этого обстоятельства Матвеев захотел изменить дела со шведами. Он практически остановил «великое шведское посольство» графа Густава Оксеншерны в начале 1674 года. Началось всё еще в Великом Новгороде, когда шведские послы пожелали въехать в город непременно в королевских каретах, не «вписывавшихся» в проездные ворота. Шведская сторона не согласилась на предложенную замену, поэтому воеводе пришлось приказать частично разобрать ворота. Но главное препятствие ожидало шведских послов в Москве, где от них потребовали снять шляпы и отдать трости и шпаги перед аудиенцией у царя.
