«Блицкриг» или «Блицкрах» - [12]

Война с германским фашизмом должна закончиться его смертельным поражением, каких бы жертв и усилий нам это ни стоило. Каждый воин Красной Армии знает, за что он дерется, и, если его сразит пуля, умирая, он поцелует свою родную землю. Эта война — всенародная, освободительная, священная.

Со вчерашнего дня наши силы удвоились: с огромным энтузиазмом Советская Россия встретила дружбу и военный союз с великим английским народом. Это означает, что общими усилиями, единой непреклонной волей мы перевернем страницу книги нашего бытия, которую силится закрыть вцепившаяся окровавленная рука Гитлера. Мы подавим и уничтожим полчища фашистских варваров, опьяневших от жажды насилия. Нет, нам не нравится перспектива вертеть жернов немецким пивоварам, — мы предпочитаем свободу и добрую жизнь. Наша воля: победа, мир, процветание и счастье на этой земле, которая создана для человеческого счастья, но уже никак не для того, чтобы длинноголовые, белокурые фашистские завоеватели превратили ее в кладбище и в загоны для говорящих животных.

Мы знаем, что свободолюбивый и гордый американский народ охвачен гневом и отвращением к Гитлеру и его кровавой шайке. Воля американского народа была и всегда будет — свобода и мир. Стремительные шаги истории сближают наш и ваш народ в одной непреклонной воле: освободись человечество от навалившегося на его грудь удушающего кошмара.

13 июля 1941

Я ПРИЗЫВАЮ К НЕНАВИСТИ

Товарищи, вы увидели, вы почувствовали, что такое Гитлер, что такое фашизм. Это — бойня ради бойни, это — опьянение человеческой смертью, наслаждение разрушением… Древние германцы, убивая врага, вырывали у него сердце и съедали сырым. У них был обычай, схватив врага, разрезывать ему сзади ребра и выламывать их наперед, в виде крыльев, это на немецком языке называлось «сделать орла»…

Вот такими штучками — непременно со вкусом человеческой крови — вдохновлены стервятники, налетевшие на Москву. Они трусы при этом.

Вчера ночью и третьего дня под Москвой я видел, как фашистские бомбардировщики метались среди ослепительных вспышек зенитных снарядов, они попадали в вихри карающей смерти, и на моих глазах три бомбардировщика были прошиты огненными строчками трассирующих пуль с наших истребителей. Самолеты стервятников ныряли к земле и, упав, вспыхивали белым заревом.

Наш фронт крепнет с каждым днем. Армии Гитлера, захлебываясь от собственной крови, начинают топтаться и пятиться… Настанет день, который будет отмечен в мировой истории золотой чертой. И Гитлер и фашизм лопнут под нашими ударами и от силы внутреннего взрыва, и зарево от этого пожара озарит освобожденный мир.

Но успокаиваться нельзя… Враг коварен, и силы у него еще много… Мы должны объединиться в одной воле, в одном чувстве, в одной мысли — победить и уничтожить Гитлера и его армии, несущие смерть и рабство, рабство и смерть и больше ничего… Для этой великой цели нужна ненависть… В ответ на вторжение Гитлера в наши окраины — ненависть, в ответ на бомбардировки Москвы — ненависть… Сильная, прочная, смелая ненависть… Не черная, которая разрушает душу, но светлая, священная ненависть, которая объединяет и возвышает, которая родит героев нашего фронта и утраивает силы у работников тыла.

Да здравствуют победные багряные знамена нашей славной Красной Армии, да здравствуют братские народы Советского Союза, да здравствует весь русский народ, да здравствует Москва, да здравствует наш главнокомандующий Сталин!

28 июля 1941

НЕСКОЛЬКО ПОПРАВОК К РЕЛЯЦИЯМ ГЕББЕЛЬСА

Подряд шесть ночей сотни бомбардировщиков Гитлера налетали на Москву. Они мчались волнами со всех сторон, намереваясь обрушить огромный груз бомб на Кремль, для того чтобы Риббентроп шумно захлопал в ладоши: «Слушайте, слушайте, Кремль стерт с лица земли, население в панике бежит из разрушенного, пылающего города».

Теоретически, несколько сот бомбардировщиков, приблизившись ночью на большой высоте, должны сделать свое черное дело, тем более, что их вели пилоты с железными крестами и особенными бронзовыми и серебряными орденами, которыми Гитлер награждает за количество зверских налетов.

Это были опытные нибелунги, любители взлетающих на воздух городских кварталов и добрых пожаров с заживо сгорающими людьми.

Как и надо было ожидать, после налетов на Москву, Риббентроп радостно, подобно ребенку при виде красивых бабочек, захлопал в ладоши и сообщил миру все вышесказанное.

После бомбардировок я объездил Москву и установил, что: Кремль, с церквами хорошего древнего стиля, с высокими зубчатыми стенами и островерхими башнями, столько веков строжившими русскую землю, и чудом архитектурного искусства псковских мастеров — Василием Блаженным — как стоял, так и стоит, поглядывая на июльские облака, где грозными шершнями, как струны, гудят наши истребители.

Улицы Москвы полны народа, спешащего по своим делам или занятого устройством обороны.

Кое-где на площадях заделывают воронки, убирают разбитые стекла, заколачивают окна, у киосков толпятся люди, дожидаясь стакана фруктовой воды, проезжают автомобили с пожарными в стальных шлемах. На бульварных скамейках — старички с газетами. На крышах босоногие стриженые мальчики, наблюдающие за небом.