Бледный всадник: как «испанка» изменила мир - [16]

Из Фритауна грипп быстро распространился по западному побережью Африки и в глубь континента – вверх по речным артериям и колониальным железным дорогам, а от промежуточных и конечных станций – веером во все стороны вместе с инфицированными пассажирами, разбредавшимися и разъезжавшимися на велосипедах и каноэ, мулах и верблюдах кто куда, вплоть до самых отдаленных селений. Южная Африка также приняла эпидемию с распростертыми объятиями своих портов и разветвленной железнодорожной сети. В Кейптаун грипп прибыл в сентябре двумя военными транспортами, «Ярослав» и «Воронеж», заходившими попутно и во Фритаун транзитом из Франции, откуда вывозили на родину около 1300 из 21 000 членов Южноафриканского трудового корпуса, набранного в разгар войны из числа местных жителей. Базовые меры предосторожности по прибытии этих судов вроде бы и были приняты, однако выявить и изолировать удалось, очевидно, не всех инфицированных, и те бессимптомные на момент осмотра переносчики, кому дали «добро» на возвращение домой, минуя карантин, поездами развезли заразу по всей Южной Африке, а оттуда она распространилась дальше на север – сначала до Замбези, а вскоре и за эту реку. До Африканского Рога эпидемия добралась в ноябре и, по воспоминаниям императора Эфиопии Хайле Селласие I, являвшегося в 1918 году регентом Абиссинии, истребила 10 000 человек только в столице, Аддис-Абебе. «Ну а меня, хоть и слег я с этой тяжелой болезнью, милостивый Господь пощадил и от смерти избавил», – писал он в автобиографии[46].

В лондонском театре «Колизей» 5 сентября «Русский балет» Сергея Дягилева давал «Клеопатру». Выдающийся танцовщик и хореограф Леонид Мясин ужасно боялся подцепить грипп. «На мне же не было ничего, кроме набедренной повязки, – вспоминал он позже. – А после „смерти «мне несколько мучительных минут пришлось пролежать на холодной как лед сцене, и я продрог до костей… И ничего, обошлось, а на следующий день я узнал, что полисмен, всегда дежуривший у входа в театр, невероятных габаритов амбал, умер от этого гриппа»[47].

К концу сентября грипп охватил почти всю Европу и снова практически заморозил военные действия. И без того ослабленный туберкулезом Франц Кафка слег с гриппом у себя в Праге 14 октября и за крахом Австро-Венгерской империи мог наблюдать разве что через оконное стекло. «В первое же утро после того, как Кафка заболел гриппом, – писал один из биографов, – семью разбудили необычные звуки – лязг оружия, лай приказов. Раздвинув занавески, они увидели нечто очень тревожное: из темных боковых проулков строем и в полной экипировке выходили целые колонны военных и оцепляли Altstädter Ring[48] по всему периметру»[49]. Вот только кордон этот был отнюдь не санитарным: военных срочно призвали на борьбу с более чем реальной угрозой народной революции перед лицом катастрофической нехватки продовольствия и в свете набравшего силу движения за провозглашение независимости Чехословакии.

Новая история Польши также причудливо перекликается с эпидемией испанского гриппа. К 1918 году страны с таким названием на карте мира давно не существовало, а польские земли были поделены между могущественными соседями – Германией, Австро-Венгрией и Россией. В результате на территорию современной Польши вторая волна гриппа нахлынула со всех трех сторон, а сомкнулись три фронта наступления эпидемии аккурат на Висле, и грипп захлестнул расположенную в самом сердце страны столицу Варшаву еще до восстановления в конце года государственного суверенитета Польши[50]. А в самом сердце Варшавы тем временем слег с гриппом Ян Кантий Стечковский, премьер-министр марионеточного Королевства Польского, образованного за два года до этого на оккупированных территориях с благословения Германии и Австро-Венгрии.

Осенняя волна прошлась широкой метлой и по всей России, с северо-запада на юго-восток, что опять же наводит на мысль, что инфекцию несли с собою возвращавшиеся из плена и с фронтов солдаты, хотя в данном случае ворот для проникновения вируса на бескрайние российские просторы было превеликое множество, поскольку границы, по сути, никто не контролировал, а счет шел на дни и недели. Лондонская The Times сообщала в начале августа, что в Петрограде (Санкт-Петербурге) «бушуют тиф, оспа и менингит – и все это на всплеске волны всеобщего умопомрачения». Американский историк Альфред Кросби[51] обратил внимание на то, что американские экспедиционные силы, высадившиеся 4 сентября в российском порту Архангельск с целью поддержки антибольшевистского сопротивления, как раз и привезли с собою грипп[52]. А уже к концу сентября только что учрежденный в Москве Народный комиссариат здравоохранения РСФСР оказался завален отчетами о повальной заболеваемости по всей стране.

Гражданская война на Восточном фронте, Транссибирская железнодорожная магистраль и непрекращающаяся борьба России с Великобританией за контроль над Персией (т. н. «Большая игра») обеспечили широкое распространение гриппа по всей Сибири и Северной Азии в целом. На несчастную Персию грипп в итоге обрушился со всех сторон, а самым эффективным каналом распространения вируса по всей стране, вероятно, стало массовое паломничество мусульман-шиитов в расположенный на северо-востоке страны священный город Мешхед. В Индию грипп пришел в сентябре, в Китай вернулся в октябре, а на исходе того же месяца добрался и до Японии, где премьер-министр Хара Такаси вынужден был даже пропустить по болезни назначенную ему аудиенцию у императора (от гриппа-то Такаси оправился, однако через три года все равно был убит заговорщиками).