К обеду мы въехали в факторию.
Тур взглянул на следы побоища, но ничего не сказал. Он быстро переговорил с ратниками, в частности с Игорем, чуть позже с Семёном, потом пообщался с раненными работниками. У тела Лады сотник молча помолился, и, наконец, подошёл к мёртвому Форку.
— А он совсем не изменился, — вдруг сказал Тур, — сколько его помню.
Послышался свист.
— Что там? — крикнул сотник.
— К нам гости. Вернее, гость.
Мы вышли к крайней избе. По твёрдому насту шла одинокая фигура гоблина.
— Ох, ты! — задорно проговорил сотник.
Он шлёпнул меня по плечу, призывая идти вместе с ним на встречу.
Снег похрустывал под ногами. Из-под него проглядывали сухие ветки каких-то небольших кустов.
Идущий гоблин был чуть выше обычного их роста, доходя мне до груди. Его короткие кривые ноги, плохо скрываемые за платьем, шаркали по снегу.
— Шаман, — сказал мне Тур.
От гоблина чем-то воняло. Он остановился и в знак приветствия поднял вверх правую руку. Мы с Туром лишь кивнули головами.
— Я - Маква, — представился шаман.
Слышно было, что общее наречие давалось ему с явным трудом.
— Мы… готовы отпустить вас, — продолжал шаман, демонстрируя свои черные зубы.
— И что взамен? — сухо спросил Тур.
Гоблин прищурился, глядя попеременно, то на меня, то на сотника.
— Вы забрали Боранна.
Шаман замолчал, ожидая нашего ответа.
— Ну, во-первых, не мы, — сказал я, так и не дождавшись слов от сотника. Судя по всему, он не совсем понял, о чём идёт речь. — Но мы можем указать, где он находится.
По лицу Маквы трудно было сказать, рад он этой новости или нет.
— И где он? — ухмыльнувшись и снова продемонстрировав свои черные зубы, спросил шаман.
— Проход к поселку, — потребовал Тур.
Маква кивнул в знак согласия, а потом тут же добавил:
— Верните тела наших воинов, чтобы мы могли правильно их похоронить. Иначе они в этом мир вернутся тёмными уграми. Будут ночами ходить по Уречью, искать живых… Может, не только нас, но и… людей…
— Это приемлемо, — кивнул Тур.
Он вдруг вспомнил те странные рассказы об оживших мертвецах в предгорьях Срединного хребта. Не хватало, чтобы и в Таёжной долине бродили угры.
— Но нам нужны гарантии, — сказал Тур.
— В нашем мире слово, данное и другу, и врагу, ценится больше, чем жизнь. За его нарушение следует бесчестие.
Последнее он сказал с явной подоплёкой. Я подумал, что здесь на лицо какой-то подвох. Ведь мы, люди, тоже давали слово… Вернее его давал Ермолай. И потому можем попасть под понятие «бесчестие».
— Нам мало слова, — сказал Тур. — В моём мире оно ничего не стоит.
— Справедливо, — улыбнулся гоблин. — И каким образом мы можем убедить вас в своих мирных намерениях.
Тур задумался.
— Ты останешься в заложниках на солеварне, пока я не смогу убедиться, что мои люди благополучно добрались до Молотовки. Если ваше слово будет нарушено, то мы будем вынуждены предать тебя позорной смерти.
Сотник не объяснил, в чём состоит её суть, но по лицу шамана стало ясно, что он несколько испугался.
— Хорошо, даю слово. Я приду к вечеру.
Он снова поднял руку, как будто приветствовал нас, а потом, развернувшись на месте, потопал назад в кедрач.
— Вы ему верите? — негромко спросил я.
— Ему верю. Пошли, надо собираться.
— А кто останется в фактории?
— Не знаю. Сейчас решим.
Ратники, молча, выслушали сотника. Они тоже поинтересовались о том, кто останется здесь.
— Можем бросить жребий, — сказал Тур. — То, что я остаюсь — это безусловно. А вот…
— Не надо жребия, — подал голос я.
— Ты?
— Да. Чего терять!
— Хорошо. На том и порешим. А теперь нам надо изготовить подводы. Повезёте раненых на них.
Несколько часов мы сооружали что-то наподобие саней и к вечеру все было готово.
— Идёт! — закричал Егорка.
Он сидел на бочке с засоленным омулем.
Через белоснежное поле в уходящем свете солнца, спрятавшегося за тёмно-синими тяжелыми облаками, шла одинокая фигура шамана.
— Один! — снова прокричал Егорка.
— Запрём его в часовне, — предложил Добрыня.
— Да ты что! — возмутился кто-то из ратников. — Они и так освящённую землю осквернили, а ты говоришь…
— Тихо всем! Расходись по постам, — приказал Тур.
Шаман, наконец, доковылял к нам и, с насмешливой маской на лице, подошёл к сотнику, мол, не ждали.
— Пойдёмте, я покажу ваших бойцов, — сказал Тур и провёл шамана на задний двор, где на окровавленном сене виднелись сложенные тела гоблинов, а кое-где и их разорванные части.
Собаки засеменили следом за своим хозяином. Своё внимание они теперь больше уделяли гоблину, нежели мне.
Маква посмотрел на тела, и лишь краем глаза окинул раненых. Мне даже показалось, что в его лице просквозило презрение к пленным.
Мы к ним старались относиться терпимо, даже носили еду, но турора демонстративно не прикасались к ней. Воины сидели прямо на снегу, исподлобья поглядывая на нас.
Шаман несколько минут перекидывался словами с пленными, а потом, демонстративно отвернувшись от них, коснулся рукой мертвецов и долго-долго так стоял.
— У меня есть ещё одно условие, — сказал он, резко поворачиваясь к сотнику.
— Какое? — хмуро спросил тот.
— На похоронах должен присутствовать он, — тут Маква указал своим грязным пальцем в мою сторону.
— Почему это? — возмутился Тур.
