Блаженны кроткие… Священномученик Сергий Лебедев, последний духовник Московского Новодевичьего монастыря. Жизненный путь, проповеди, письма из ссылки - [92]

Кстати, получил я вчера Катенькино последнее, от 26 апреля, письмо, в котором она немного преувеличила впечатление «кислого привкуса», какое получилось у меня от доставки вашей посылки Е[вгенией] Т[имофеевной]. Она ни единым звуком не обмолвилась по поводу неприятности возиться с чужими вещами в распутицу, только «кислую мину» полного разочарования сделал ее супруг, когда по вскрытии значительную часть привезенного с такими осложнениями багажа, как оказалось, составляла моя посылка, а не их сокровища, тщательно ими обоими собираемые только лишь для своего собственного питания и пользования. Ничего иного от отца Алексия и нельзя было ожидать при его болезненной влюбленности и жалостливости за каждый шаг Е[вгении] Т[имофеевны] и боязнь за ее драгоценное здоровье, с одной стороны, с другой – трудно из отца Алексия что-либо выработать другое при исключительной эгоистичности его характера и узости мировоззрения. Высказывать же мне в лицо тот и другой не рискнули, так что, в сущности, ничего особенного не произошло. Только наперед не хотелось бы одолжаться им, тому и другому. Они скоро и основательно забывают сделанное им другими и очень долго помнят все свои мелочи, которые они когда-либо делали людям, делали не без задней мысли что-либо извлечь из своего делания для себя лично, при случае. Вообще, как принято выражаться про таких людей, как А[лексей] Л[еонтьевич] и Е[вгения] Т[имофеевна], они малоинтересные типы. Между прочим, через несколько дней по приезде Е[вгении] Т[имофеевны] А[лексей] Л[еонтьевич] расстался со своим духовным обликом. Сходил к парикмахеру и оставил у него свои длинные власы и превратился в совершенно светского пижона с прической «на пробор».

30-го апреля, в канун майских торжеств, ничего особенного не случилось при регистрации, прошедшей, как и прежние, весьма обычно, но в этот день получилось известие, которому, собственно, я и посвящаю все это настоящее мое письмо. Глава учреждения, ведающего нами, уполномочил нашего старосту передать к нашему сведению, что старики от 60-ти лет и инвалиды независимо от возраста могут быть отпускаемы на поруки к своим родственникам. Для этого сии последние, в количестве не менее двух человек, должны будут прислать на его имя заявление о желании взять на поруки такого-то, поручиться за его проживание в одном месте и лояльное отношение к Соввласти и заверить свои подписи у нотариуса. Практически такого сорта заявления, конечно, должны быть родственниками присланы нам. Мы к ним приложим имеющиеся у нас врачебные свидетельства о нашей инвалидности и свои заявления, по характеру одинаковые с заявлениями своих поручителей. Быть может, для определения инвалидности будет учреждена и особая комиссия, при наличии которой и не потребуются наши медицинские удостоверения, но пока нам все дело представляется так, как я описал вам. Каковы результаты, какова структура, каково будет отношение к лицам разных категорий и разных мест поручительства, до столиц включительно, покажет будущее. Я пишу только [то], что имею за эти последние два дня. Почти все из нас видели старосту и слышали от него все, что я передаю вам. На этом основании почти все сегодня же отправляют своим родным письма с соответствующим изложением совершившегося факта. Другого способа оповещения, как только этот, через старосту, словесно, здесь не может быть. Отдельно вызывать и сообщать каждому здесь не принято.

Дальнейшие события много разъяснят и поставят точку над этим заинтересовавшим нас всех известием, но я все же почел нужным, в качестве предварительного материала, описать вам и все, чем располагаю я в данную минуту. Пишу, мои родные, для того, чтобы вы все взвесили и проверили и обдумали в деталях прежде окончательного согласия дать подписи и заваривать всю кашу. Речь пойдет не обо мне только одном, но и о двух лицах, которые в любую минуту, по нынешним временам, могут разделить одинаковую со мною участь. При желании всегда можно найти подходящий к сему повод. Разумеется, я не рассчитываю на возможность служить не только в церкви, но и на панихиды на кладбище, не рассчитываю развивать духовничество у себя в келии, не рассчитываю вообще так или иначе выявлять и обнаруживать своих профессиональных функций, но трудно размерить свой каждый шаг в смысле его приемлемости для другой стороны. При желании и преступное молчание ставилось на вид, и фигура, и снимок были достаточным поводом для обвинения и ссылки. Это прежде всего надо иметь в виду, при моей популярности и заметности, в ряду других. Без всякого особенного повода можно в ближайшее после прибытия время повторить свое путешествие в Севкрай, да еще не одному, а в компании своих поручителей. Поэтому я подчеркиваю всю серьезность поручительства за меня, при безграничном желании жить среди родных, в родных местах всем нам вместе, без заброшенности на чужую сторону, в условия, с которыми можно только лишь мириться, но не считать их в каком-либо отношении подходящими или напоминающими свои родные и чем-либо заменимые.

Если на общем своем семейном совете признаете опасность моего возвращения, и для вас, и для меня самого, без стеснения пишите мне свое отрицательное мнение. Терпение у меня еще не иссякло, и надежда на Господа не потеряна, могу и продолжать третий год ссылки и свое одинокое, воистину монашеское житие. Мое дело предупредить вас не приносить для меня непосильных и опасных жертв.