Блатные из тридевятого царства - [31]

   -- Ты, это, -- перебил Старобок, -- давай без титулов, чего там стрельцу брехал?

   Мой доклад был краток и обстоятелен. В конце я передал совет сотника:

   -- Микула Селянович советует в ближайшее время посольств к Еремею не слать.

   -- А чего их слать, -- ухмыльнулся Старобок, -- они сами приперлись. Вчера в полдень прибыли. Самую малость вы с ними разминулись. Еремей мужик хозяйственный, своего не упустит. Пятнадцать человек прислал, такой же сброд, как и вы. Можешь полюбоваться, в гостевой на лавках валяются. Похмельем опосля вчерашнего маются. А я вот голову ломаю -- толи опохмелить, толи -- плетей всыпать.

   -- А чего так? -- Спросил я. -- Или Еремей ту землицу в одного пользовать собрался?

   -- Да нет, -- ответил князь, хитро щуря глаза. -- По совести предлагает -- год мы, год они. Да только если он посольство раньше снарядил, стало быть, ему тот лужок нужней, а коли так -- грех не повыеживаться. Ну, да ладно. До обеда время есть. Подумаю, как быть. Ты мне лучше скажи, сколь человек на вас напало?

   -- С пол сотни, не меньше, -- честно ответил я.

   Князь нахмурился, под окладистой бородой дрогнули скулы.

   -- А с кем же тогда Лёнька бился?

   -- С лосем, -- сказал я.

   -- Эй, кто там есть!? -- рявкнул Старобок. -- Живо ко мне Лёньку, дьяка и палача!

   В княжеских хоромах поднялась суета. По коридорам бегали стрельцы, кто-то охал, скрежетала сталь. Через пять минут в комнате стало не протолкнуться. Последним явился господин граф.

   -- Садись, -- кивнул Старобок Ивашке, -- приготовь бумагу и чернила.

   -- Благодарствую, -- отмахнулся тот, -- я лучше стоя.

   Князь сурово глянул на племяша:

   -- Ну, полководец заморский, поведай еще раз, как в одиночку взбунтовавшихся еремеевских мужиков извел!

   Лёнька приосанился, расправил плечи и бодро отчеканил:

   -- Вскочил на коня и в атаку. На право мечом махну -- сто голов с плеч, на лево -- девяносто, а потом выхватил булаву... -- тут граф заметил меня, -- и сам себе по темечку как дам! А дальше не помню, -- закончил он бледнея.

   Старобок побагровел, атмосфера накалилась до предела, муха, летящая под потолком, свалилась замертво.

   -- Вчера таких подробностей не было. Сколько ж ты народу положил, тыщу аль поболе?

   -- Точно сказать не могу, провалы в памяти, -- покрылся Лёнька потом, -- но врать не буду, наверно меньше. Голова моя, она того, совсем это...

   -- Ничего, палач вылечит, -- заверил князь. -- Он хоть по заграницам не обучался, но специалист по головным болезням редкостный.

   -- Дядя! -- Взмолился Лёнька. -- Помилуй Христа ради!

   Дьяк, видя такой оборот, счел нужным заметить:

   -- Эх, Леонид, Леонид, предупреждал я тебя. Служить надо верно, со всем старанием. Тебе такую честь оказали, а ты кормильца нашего обмануть вздумал. Когда казнить будем, Ваша Милость? Мне думается -- тянуть не стоит. Если поторопимся, то в обед уже и поминки отыграть успеем.

   -- У-у, -- завыл Дебил, -- кого слушаете, это же Пахан, он мужиков на бунт подбивал, на меня покушался, предательство задумал!

   Мне стало смешно, а зря. Старобок жутко нервничал. Жестом остановил стрельцов, которые вцепились в Лёньку и уставился на меня. Граф, брызгая слюной, все злоключения посольства свалил на мою голову.

   -- Измена! -- Взорвался Старобок.

   -- Клевета! -- Парировал я

   -- На графа покушался?

   -- Как можно!

   -- А с дерева веревками -- это не покушение! -- Напомнил Лёнька.

   -- Было? -- Ел меня глазами Старобок.

   -- Так не по злому умыслу...

   -- Взять его! -- Рявкнул князь.

   Тут Ивашка заблеял, подливая масла в огонь:

   -- А я говорил, предупреждал, Ваша Милость, этот Пахан еще тот фрукт! Он и меня отравить пытался. Как такого злодея земля носит? Это ж надо -- светлое имя наследника Вашего, Светлейшего графа Леопольда де Била опорочить хотел. Героя, заступника веры и отечества.

   -- Пахана первым на плаху, -- сказал, как отрезал князь. -- Опосля Лёньку.

   Что я мог сказать в свое оправдание? Да ничего. Мне и рта не дали раскрыть, заломили руки и поволокли вслед за палачом. Как все-таки изменчива судьба, в одну минуту из обвинителя в обвиняемого превратился, даже хуже -- в приговоренного. И самое обидное -- дьяка на последок порадовать не мог. От болотный воды раскис листок с его "чистосердечным" признанием.

   Десятки любопытных глаз, в некоторых и сострадание, провожали меня в последний путь. А он не долог, всего-то тридцать шагов от крыльца до плахи. Палач попробовал острие топора и остался доволен. Заботливые руки стрельцов уложили мою голову на сосновый пенек.

   На помост взобрался Ивашка и, не пряча счастливой улыбки, зачитал указ: "Приговорить за бунт и измену пришлого Сашку Мухина, именуемого в народе Паханом к смертной казни". Дата, подпись -- все как положено.

   -- Покайся, соколик, облегчи душу.

   -- Да иди ты! -- огрызнулся я, собрав в кулак всю силу воли.

   -- Зря ты так, -- обиженно засопел дьяк. -- От церкви щас отлучу, предстанешь нехристем пред Создателем, стыдно будет.

   Нервишки у меня дрогнули, но хватило мужества ответить достойно, добавив кое-чего покрепче. Дьяк отшатнулся и поспешил укрыться за княжеской спиной. Сверкнул топор, я зажмурил глаза, но Старобок дал отбой.