Блатные из тридевятого царства - [32]

   -- Куда торопишься, -- рявкнул он на палача. -- Может человек чего сказать перед смертью желает, али просьбу какую последнею имеет, что мы -- не люди. Говори, Пахан, не стесняйся, только коротко, по делу.

   Большой радости эта отсрочка мне не принесла, какая разница минутой позже или раньше под нож пустят, итог один. Правда желаний появилась целая куча. Пулемет бы мне. Но, поразмыслив, я твердым голосом произнес:

   -- Казнить или миловать -- воля твоя Князь. А если мне не веришь, расспроси Кондрата Крапивина, как вернется. Я все сказал.

   -- Раз все, руби! -- махнул дьяк палачу. -- Завтрак стынет.

   И снова завис топор, но Старобок и на этот раз прервал казнь. Видать мои слова зародили в его душе сомнения.

   -- А может, и правда, посадим под замок, пусть в темнице мается. Кондрат явиться, тогда и решим, как быть.

   -- Ваша Милость, чего тянуть-то, -- суетился Ивашка. -- Стоит из-за таких пустяков казнь откладывать, ежели греха на нем нет, опосля реабилитируем посмертно. Намалюем иконку, причислим к лику святых великомучеников и дел-то.

   -- Не сметь! -- Раздался звонкий девичий голос. Все, включая меня, от неожиданности вздрогнули.

   -- Это еще почему, доченька? -- Растерялся князь.

   Как она была прекрасна в эту минуту, стройная, на щеках румянец, в больших голубых глазах гнев и решительность. Прекрасный дикий цветок средь полыни.

   -- Папа, неужели ты казнишь будущего зятя! -- Алинка взмахнула красной лентой.

   Что тут началось! Старобок схватился за сердце, дьяк за голову, палач за топор.

   -- Ох! -- Очнулся князь. -- Казнить нахала!

   -- Не сметь! -- кричала Алинка.

   -- Палач, руби! -- Напирал Старобок.

   -- Только попробуй! Со света сживу! -- Не сдавалась моя названная невеста.

   Пять раз топор поднимался и столько же опускался, измучившись в конец, палач психанул:

   -- Ваша Светлость, вы уж определитесь.

   -- Казнить!

   -- Миловать!

   -- Кузина! Дорогая кузина! -- Гремя костями, рухнул на колени перед княжеской дочкой Лёнька. -- Как вы могли! Я -- потомственный дворянин, с известным именем, дважды имел честь просить вашей руки и получил отказ. А вы, как последняя уличная девка приняли предложение неотесанного мужлана, без роду и племени. Четвертовать негодяя! Шкуру на барабан!

   Алинка взглядом прибила Леньку к доскам крыльца и кивнула отцу:

   -- Папа, ты слышал? Меня оскорбили! Твою дочь назвали уличной девкой.

   -- Ну, хорошо, -- сдался князь. -- Давай сначала отрубим голову будущему зятю, а затем посадим на кол графа.

   -- Ой! -- слишком поздно осознал ошибку Ленька. -- Я того, не этого... Княжна вы мужик, а он не девка, то есть вы девка, а он не мужик...

   -- Аллё, граф! -- Крикнул уже я. -- За базар ответишь!

   Алинка одарила меня очаровательной улыбкой и щипнула родителя за бок.

   -- Папа, обращаюсь к тебе, как к князю. Задета моя честь и позор можно смыть только кровью. Я требую поединка с наглецом! По закону девушка в праве найти защитника.

   -- Как мудро, как правильно, главное -- по закону! -- Не понимая, в чью сторону склоняется чаша весов, решил на всякий случай подлизаться дьяк.

   -- Уж не ты ли, божий одуванчик, хочешь вступиться за честь моей дочери? -- Прищурился Старобок.

   -- Боже упаси, -- перекрестился Ивашка. -- Благословить, исповедовать -- пожалуйста, могу еще грехи отпускать.

   Алинка естественно выбрала меня. Князь долго теребил бороду, наконец, тяжело вздохнув, произнес:

   -- Ну, чего ж, давай Пахан, все одно тебе помирать.

   -- Я, конечно, как истинный дворянин, не против, -- загнусавил Дебил, -- только пусть ему сначала голову отрубят.

   Князь глянул на меня, потом на Лёньку, опять на меня и решил -- биться будем пешими, без оружия. Чего он для нас мечей пожалел, уж не знаю. Воспетый в поэмах и балладах поединок за честь дамы свелся к банальной драке. Правила князь определил простые -- у кого душа вон, тот и проиграл. Чего ждать победителю тоже осталось неизвестно. Говорить на эту тему князь всячески избегал.

   Кулаки, так кулаки. После пережитого я готов был порвать Леньку на двадцать маленьких Дебилов и каждого, по отдельности, задушить.

   Граф не торопился вступить в очерченный круг. Сначала помолился, потом сбегал в уборную. И лишь после окрика князя робко переступил черту.

   Я качнулся вперед, обозначил удар левой, граф в испуге закрыл лицо, оставив хлипкое тело без защиты. Я пробил правой. Под дых. Лёнька сломался. Исход борьбы решил один удар. Больше руки пачкать я не стал. Прежде, чем оттащили, успел изрядно поработать ногами.

   Кто-то, проявив милосердие, сбегал за лекарем. Запыхавшийся Ганс Августович, склонился над распростертым телом.

   -- О, майн гот, по господин граф бегать стадо быков?

   Заслышав знакомый акцент, Ленька приоткрыл уцелевший глаз.

   -- Доктор, я умру?

   -- А как же, -- успокоил его господин Штольц. -- Рано или поздно все там будем.

   Дебил лишился чувств.

   Графа уволокли. Старобок, злой на весь мир и на меня в частности, отправил дочь под домашний арест -- дурь из головы выветривать. Алинка успела напоследок коснуться моей руки, тепло ее ладони предало силы и уверенности. Князь приказал: