Благотворительные обеды - [9]

Шрифт
Интервал

Падре провел рукой по лицу — что-то явно его беспокоило.

— Ну ладно, — сказал он со вздохом. — Поговорим об этом завтра. Мне кажется, тебе пора исповедаться. Сегодня ты исполняешь обязанности служки. Скоро приедет падре Фицжеральд. Он заменит меня во время мессы, а ты ему поможешь. Только сегодня.

Дьякон внимательно следил за словами падре, повернув в сторону Альмиды правое ухо, даже приставив к нему ковшиком руку, морщинистую и дрожащую.

— Ни при каких обстоятельствах нельзя отказаться от чести прислуживать на мессе, — сказал он, обращаясь, конечно, не к Танкредо. Сказал со злобой, едкой, еле сдерживаемой злобой.

— Он и не отказывается, — ответил падре.

Сабина встала и подлила Мачадо кофе. Руки ее не слушались. Танкредо показалось, что она вот-вот прольет кофе. Наверно, до нее только, сейчас дошло, что Альмида и Мачадо уедут Бог весть на сколько, и они останутся одни сразу после мессы, потому что Танкредо будет сегодня прислуживать, чего не делал уже очень давно — с того пасхального воскресенья, когда ему исполнилось пятнадцать лет. Впервые за долгое время они останутся одни, и Сабина очень разволновалась. Покрасневшая, опрометчиво оживленная, она подлила всем кофе и порхнула на место, словно в легком прыжке, — казалось, в душе она смеется от радости.

— Я вовсе не против, — сказал Танкредо, тоже не глядя на дьякона. — И хорошо помню все действия.

— Еще бы не помнить, — воскликнул дьякон, по-прежнему обращаясь к падре. — Если, конечно, ты не полный идиот.

— Селесте, пожалуйста, — падре решительно отставил свою чашку. — Здесь, в кабинете, мы тоже в доме Господнем, как и в храме. Здесь буквально все — дом Господа, каждый уголок, каждая табуретка. Мы и есть церковь. Мы не имеем права употреблять слова, которые вредят присутствию Всевышнего.

Он сказал это тихо, и дьякон ничего не расслышал, да и не мог. Так падре иной раз разговаривал со своим дьяконом: явно не желая быть услышанным, словно специально, чтобы признать правоту других, но не подрывать авторитет Мачадо или не подвергать его слова осмеянию, так что дьякон не узнал, на чью сторону встал падре. И преспокойно принялся за новую порцию кофе.


Танкредо начал исполнять обязанности аколита, когда ему было десять лет. И прекратил их исполнять с согласия падре. Горбун с трудом это терпел, с таким же трудом терпели и прихожане — он был в этом уверен. Он прислуживал через силу, болезненно переживал страх, который внушал детям (многие, увидев его, плакали), сдержанные шутки взрослых, завуалированное, но заметное ему отвращение пожилых сеньор из местной «Гражданской ассоциации». В роли аколита он мог назвать себя одним словом: пугало. Не просто горбун, а пугало. «Одним словом, я — пугало. Что не мешает крестнице дьякона целовать мне руки и молить о ночных свиданиях. Вот они, промыслы Божьи, чистая ирония, непонятная загадка, но кто я такой, чтобы судить, я бы не смог быть аколитом и не хочу об этом вспоминать, об очередном Его промысле, потому что страхи возвращаются, а ненависть растет, моя ненависть, неизвестно к кому».

Дьякона, как и Альмиду, точил какой-то страх. Какая-то мысль не давала ему покоя. Дождь за окном лил все сильнее.

— Это и мой дом, — заявил вдруг Альмида, словно продолжая вслух свою мысль.

Никто прежде не видел падре раздраженным, поэтому все удивились. Он не просто выкрикнул эту фразу, но пристукнул ладонью по столу так, что подпрыгнул кофейник, звякнули чашки, закачалась ореховая настойка. Даже дьякон отлично расслышал его слова.

— Это мой дом, — продолжал падре, — им не в чем меня упрекнуть. Я творю добро, как могу, отдаю все силы Господу, всю жизнь служу Всевышнему. Зачем донимать меня всякой напраслиной? Мы не можем позволить себе потерять поддержку дона Хустиниано. Его одурманили ложью. Все, что он нам дает, мы тратим на бедных. Наши сердца полны милосердия. Если мы потеряем его поддержку, то потеряем и благотворительные обеды.

— Правда всегда побеждает, — сказал дьякон.

— Вздорные люди, — продолжал падре, — а еще священники, плоть от плоти нашей, дух от духа нашего, а сами — воплощение зла. Боже, они хотят лишить нас поддержки. Но ведь потеряем от этого не мы. Пострадают многие чада Божьи. Зависть в священниках в три раза греховнее. И да простит их Господь, потому что я их проклинаю.

Дьякон был недоволен, но не из-за слов падре, которые, видимо, слышал и раньше, а потому что тот произнес их в присутствии Танкредо.

— Скоро приедет падре Фицжеральд, — сказал он. — Его задержала плохая погода. Я звонил ему из ризницы. Говорил с ним лично. Мы можем уезжать. Он совершенно не против.

— Еще бы, — живо отозвался Альмида, — я его подменял тысячу раз. А сам впервые прошу его заменить меня на мессе. Впервые за сорок лет служения. Сорок лет, — повторил он и покосился на настенные часы.

Они показывали без двадцати семь.

— Ну вот, — сказал он, — прихожане уж, верно, начали собираться. Благослови их Бог. Я не смогу уехать, если меня не заменят.

— Падре Фицжеральд очень обязательный, — сказал Мачадо.

Танкредо понял, что пора идти в алтарь и готовить священную утварь. К тому же его гнали прочь глаза дьякона. Они смотрели на него, не глядя, но требуя: «Иди займись делом, дурак!»; и тут в кабинете зазвонил телефон. Сабина подняла трубку. Все с изумлением услышали, что она здоровается с падре Фицжеральдом — это означало, что падре даже не вышел из дому. Но тут Сабина произнесла имя падре Байестероса. Выходило, что теперь на замену следует ждать именно его.


Еще от автора Эвелио Росеро
Война

За считанные месяцы, что длится время действия романа, заштатный колумбийский городок Сан-Хосе практически вымирает, угодив в жернова междоусобицы партизан, боевиков наркомафии, правительственных войск и проч. У главного героя — старого учителя, в этой сумятице без вести пропала жена, и он ждет ее до последнего на семейном пепелище, переступив ту грань отчаяния, за которой начинается безразличие…


Рекомендуем почитать
Твоя улыбка

О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…


Поезд приходит в город N

Этот сборник рассказов понравится тем, кто развлекает себя в дороге, придумывая истории про случайных попутчиков. Здесь эти истории записаны аккуратно и тщательно. Но кажется, герои к такой документалистике не были готовы — никто не успел припрятать свои странности и выглядеть солидно и понятно. Фрагменты жизни совершенно разных людей мелькают как населенные пункты за окном. Может быть, на одной из станций вы увидите и себя.


Котик Фридович

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Подлива. Судьба офицера

В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.


Записки босоногого путешественника

С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.


Серые полосы

«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».


Год Шекспира

Далее — очередной выпуск рубрики «Год Шекспира».Рубрике задает тон трогательное и торжественное «Письмо Шекспиру» английской писательницы Хилари Мантел в переводе Тамары Казавчинской. Затем — новый перевод «Венеры и Адониса». Свою русскоязычную версию знаменитой поэмы предлагает вниманию читателей поэт Виктор Куллэ (1962). А филолог и прозаик Александр Жолковский (1937) пробует подобрать ключи к «Гамлету». Здесь же — интервью с английским актером, режиссером и театральным деятелем Кеннетом Браной (1960), известным постановкой «Гамлета» и многих других шекспировских пьес.


Газетные заметки (1961-1984)

В рубрике «Документальная проза» — газетные заметки (1961–1984) колумбийца и Нобелевского лауреата (1982) Габриэля Гарсиа Маркеса (1927–2014) в переводе с испанского Александра Богдановского. Тема этих заметок по большей части — литература: трудности писательского житья, непостижимая кухня Нобелевской премии, коварство интервьюеров…


Любовь в саду

Избранные миниатюры бельгийского писателя и натуралиста Жан-Пьера Отта (1949) «Любовь в саду». Вот как подыскивает определения для этого рода словесности переводчица с французского Марии Липко в своем кратком вступлении: «Занимательная энтомология для взрослых? Упражнения в стиле на тему эротики в мире мелкой садовой живности? Или даже — камасутра под лупой?».


Прочие умершие

Следующая большая проза — повесть американца Ричарда Форда (1944) «Прочие умершие» в переводе Александра Авербуха. Герой под семьдесят, в меру черствый из соображений эмоционального самосохранения, все-таки навещает смертельно больного товарища молодости. Морали у повести, как и у воссозданной в ней жизненной ситуации, нет и, скорей всего, быть не может.