Благословение проклятых дорог - [57]

— Ты не из тех, кто принимает мужскую руку исключительно ради поддержки. Самого факта присутствия рядом мужчины, даже любящего, тебе мало, — в противовес весёлому выражению лица голос Хранителя был серьёзен. — К тому же, ты принадлежишь к той немногочисленной части смертных, которые любят всей душой, самозабвенно. Такие, выбрав раз, предмет привязанности не меняют почти никогда. Не умеют просто.

— Вот счастье-то, — скривилась я, недовольная таким «диагнозом». В свете последних событий, скорее даже приговором.

— Когда как, — пожал плечами Унар. — Порой и вправду счастье, иногда совсем наоборот. Другой вопрос, что лично у тебя впереди куда больше лет, чем у прочих. Рано или поздно найдёшь мужчину, который сможет заменить того, о ком сейчас думаешь. Если захочешь, конечно.

Успокоил, называется! И откуда тогда жгучее желание отыскать среди ассортимента пирожных хоть одно, начинённое мышьяком? Впрочем, даже если забыть о том, где и в каком качестве нахожусь, и проигнорировать тот факт, что вот прямо сегодня натурально скончалась, всё равно — отравленное пирожное не поможет. Я не стала бы его есть.

У меня друзья, Алька… весь Шайдар. А мышьяк… Мало ли, чего хочется, от осознания, что даже мысль о том, чтобы любить кого-то, кроме Хартада, причиняла почти физическую боль. Глупо? Конечно. Но, боюсь, понимание собственной беспросветной дурости ничего не меняло. Разве только раздражало и откровенно злило.

— Так что там с вампирами? — тряхнув головой, спросила я жёстко, резко меняя щекотливую и чересчур болезненную для меня тему.

— Завтра, — понятливо переключился на злободневный вопрос Унар. — Я при всём желании не могу вдаваться в подробности, малышка. Прости. Завтра перенесу тебя поближе к землям клана, а там и сама разберёшься.

— Почему не можешь? — нахмурилась я. — Назло что ли?

— Ничуть, — покачал головой мужчина. — У нас, как и у смертных, свои законы. Прямо вмешиваться в жизнь живых мы не имеем права.

— Честно-честно? — Я хмыкнула. — А что в таком случае я делаю здесь? Ты ведь сам меня «пригласил». Разве это не вмешательство?

— Ты умерла, а я всё же дух Смерти, — пояснил Унар. — Когда твоё сердце перестало биться, я получил законное право лично пообщаться с тобой.

— Но ведь… истинное тело, оно…

— Живо, — угадав причину, по которой мой голос неожиданно сорвался на невнятный писк, улыбнулся Дух. — Но в данном случае это не имеет значения. Благодаря мнимой, но всё-таки смерти, я могу выбрать, куда тебя вышвырнет ударной волной погибшего Щита.

— И только? — недоверчиво протянула, вглядываясь в весёлые глаза напротив. — Но тогда… для чего?

Я повела рукой, обрисовывая комнату в целом, задержала ладонь над заставленным угощением столиком, задумчиво провела пальцами по шелковистой обивке кресла. И вправду, зачем?

Чтобы направить меня в любом направлении, наши посиделки и шутливые препирания были совершенно ни к чему, и даже вредны. Одно дело, когда тебе приказывает повиноваться Смерть, и совсем другое — когда уговаривает помочь смешливый нелюдь в белых носочках.

— Ты о чём? — сделал невинный вид Унар, но его перламутровые глаза были полны отнюдь не веселья, и так далеки от невинности, как только возможно.

Удивительные, нереальные глаза! У Хартада изумрудная глубина ассоциировалась с пламенем, то тёплым, согревающим душу, то ревущим, сжигающим её же дотла и воскрешающим из тлена, чтобы расплескать по небесам Шайдара искрами невыносимо яркого счастья. А глаза Хранителя напоминали… пожалуй, ртуть. Подвижную, перламутрово-серебристую, словно живую. В переливчатом жидком блеске таилось нечто странное, загадочное и очень далёкое от человеческого понимания.

И, если задуматься, зачем ему, такому особенному и всесильному, пусть и в рамках определённых полномочий, нужна беседа с человеческой девушкой, даже наделённой недурственным запасом сил. Если бы речь шла о магии, Дух уже давно намекнул бы на плату за своё гостеприимство, а он молчал. Мало того! Унар развлекал меня, отвлекая от дурных мыслей, и тратил собственные силы на всякие мелочи вроде чая, не говоря о советах, разъяснениях и остальном. Зачем?

— А если я категорически не согласна помогать вампирам? Что тогда? — спросила я.

— Ничего. Я тебя всё равно к ним отправлю, а уж как там быть и что делать, решать не мне. Живые должны сами выбирать свой путь.

— То есть, если я проигнорирую твою просьбу, ты не будешь злиться?

— Нет, конечно, — скривился мужчина. — Вероятно, я буду несколько расстроен и очень удивлён, но не более.

— А удивлён почему?

— Просто, насколько я могу судить, тебе не свойственно проходить мимо чужой беды.

— Глупости! Тоже мне, мать Терезу нашёл! Сам же говорил, от меня одни проблемы, всё вверх дном! И вообще, нечего тут нагнетать, я тяжёлая эгоистка! Вот.

— ТЫ?! — он самым наглым образом заржал, запрокинув голову и демонстрируя ровные зубы и чересчур острые клыки.

Я обиженно насупилась и демонстративно скрестила руки на груди, поджав губы. Вот зараза! Я тут самокритикой занимаюсь, а он издевается! Вот взять бы сковородку и надавать по наглой морде. В конце-то концов, кто тут у нас тихая скромница? Я! А кто против слово вякнет, клыки выдерну и вверх ногами обратно засуну.