Благие дела - [9]

В общем-то, все эти детали сложены воедино более или менее одинаковым способом, думала Карианна — она была навеселе и потому склонна к философствованию. Когда доходит до дела, подробности несущественны. Зачем придираться к тому, кто с кем уйдет домой? У большинства ведь есть два глаза, нос, рот, у большинства по две руки и ноги, приделанных к туловищу с разных сторон… Правда, кое-какие органы у мужчины и женщины устроены по-разному, так что для обзаведения детьми желательны два разнополых существа. В остальном же, на ее взгляд, все люди похожи.

Карианна потеряла счет кружкам, которые влила в себя. Завтра на работу. Неуютно возвращаться вечером одной, но надо — именно потому, что это не очень приятно. Раз-два-три. К счастью, шла она ровно, не качаясь. Хорошо немного размяться. Идти по улице. Семимильными шагами. Воздух освежает легкие и голову. Чудесно.

Карианна неуклонно продвигалась к цели: через Дворцовый парк, от него по Парквейен, потом вверх по Пилестредет и во двор светло-желтого дома на Тересесгате.

4

На работе она занималась перерисовкой чертежа: просто и малоинтересно. Мысли ее перескакивали с одного на другое. Она не находила в старом чертеже ни единой ошибки, которую можно было бы исправить, никакого повода для детективной работы, ничего, к чему можно было бы придраться. Рутина. А впрочем, по-своему даже неплохо.

На обратном пути Карианна зашла за велосипедом и уже на нем доехала до Грюнерлёкки, поэтому домой она добралась позже обычного.

Бьёрн читал, устроившись на синем диване. Когда она вошла, он поднял глаза.

— Привет, — сказала Карианна.

— Привет, — отозвался он.

Она застыла посреди гостиной, глядя на Бьёрна. Он по-прежнему не отрывался от книга.

И если бы Карианна Хьюс подчинялась законам природы, она бы теперь поступила следующим образом:

Подошла бы к Бьёрну и села рядом с ним на диван. Возможно, взяла бы его за руку или прижалась щекой к его плечу. Спросила бы, не сердится ли он. Скорее всего, он ответил бы «нет», и тем не менее для нее было бы естественно попросить прощения за то, что она, не договорившись с ним, осталась ночевать в квартире Мимми. Резонно предположить, что тут он мог бы скрепя сердце признать: конечно, он был разочарован, когда она не вернулась домой. (Не рассердился, нет, а был разочарован!)Она все понимает, сказала бы Карианна, просто вчера она была не в состоянии обсуждать это, не в состоянии даже пойти домой; ей ведь сейчас нелегко… из-за того, что случилось с Мимми. Главное было — нащупать верный тон: говорить негромко, по-деловому и в то же время просительно. Скорее всего, он бы в этом месте обернулся и окинул ее снисходительно-скептическим взглядом (Карианна не пролила ни слезинки, когда получила известие о смерти бабушки, и вела себя внешне совершенно нормально, была спокойна, практична, улыбалась). С ее стороны, ни в коем случае нельзя было показать, что она заметила его недоверие. (Легкое поднятие бровей, округлых темных бровей, выглядывавших из-под седеющей челки: это еще что за выдумки? Само собой разумеется, он понимает, как она грустит по Мимми!) Лучше всего, конечно, если бы Карианне удалось заплакать: скептицизм в голубых глазах уступил бы место заботливости, участию; наконец, сменился бы облегчением. Плач был бы тут как нельзя более уместен… и не представлял бы угрозы (никакого повода для беспокойства, мир ведь не рухнет оттого, что Карианна немного всплакнет).

Но коль скоро наше повествование не реалистическое, а сказочное, Карианна повела себя иначе.

Она скинула босоножки, прошла в ванную (скошенный потолок, балки, слуховое окно, светильник, зеркало, комнатные растения) и приняла душ: горячая вода, светло-синее мыло «Феньял», махровая простыня. Вымывшись, Карианна накинула на себя летнее платье в виде бесформенного коричневого мешка и босиком прошлепала в кухню, ища чего-нибудь съестного.

По обе стороны раковины громоздилась посуда — частично вымытая, частично грязная. Карианна убрала чистую, заглянула в холодильник: сыр, колбаса, молоко, яйца, масло.

— Тебе сделать яичницу? — крикнула она через плечо.

— Спасибо, не надо, — ответил он из гостиной.

Она достала сковородку, отрезала себе пару кусков хлеба, поставила греться чайник.

— Ты уверен, что ничего не хочешь? — спросила она.

— Я поел на работе, — сказал Бьёрн.

Тогда она поджарила себе яичницу и поела за кухонным столом, перелистывая «Дагбладет» (он всегда покупал именно эту газету и, едва просмотрев, оставлял на подоконнике). Карианна была даже рада, что может посидеть спокойно и почитать за едой. (Дурная привычка, утверждал он. И, конечно, был прав.)

Она навела порядок на столе, но браться за грязную посуду не стала. (Чья сегодня очередь мыть? Ее? Карианна не помнила и решила заняться посудой позже.) Прихватив чайник, две чашки — для себя и для Бьёрна, — она прошла в комнату.

— Хочешь чаю? — предложила она.

— Да, пожалуйста, — отозвался он.

Карианна разлила чай, села, снова поднялась и подошла к магнитофону. (Полгода назад они купили новую стереосистему, Бьёрнову старую пришлось продать за бесценок. У самой же Карианны за всю жизнь не было никакой аппаратуры, кроме крохотного транзистора.) Поставив кассету с рок-группой «Баллада», она взяла с полки какую-то книгу, прошла обратно к креслу, села, подобрав под себя ноги, и Раскрыла ее.