Благие дела - [58]

Однажды Даниэл поведал ей, как несколько раз, оставаясь дома один, пытался звонить по телефону. Он набирал случайные номера в надежде, что ему ответят его «настоящие» родители. Рассказывая об этом, он от души смеялся, но Карианне было не до смеха. Она видела перед собой одинокого мальчика в продранных на коленках штанах, с печальным, исполненным надежды взглядом. Ей было больно.

Скорее всего, он мало страдал от одиночества, во всяком случае, не больше других. Он был энергичен и сообразителен, пользовался всеобщей любовью, хорошо играл в футбол. Отец его работал врачом в больнице, мать преподавала в старших классах школы, оба были люди отзывчивые и искренние, они, не таясь, отвечали на все его вопросы. После рождения дочери они хотели завести себе еще одного ребенка, но у них не получилось. Тогда они поехали в детский дом и взяли Даниэла. Ему было полтора года, и они были счастливы. Раньше у него были другая мама и другой папа, цыгане, поэтому он смуглее остальных членов семьи и у него такие густые и черные волосы.

Он удовлетворился этими сведениями. И все же стал втихомолку впитывать в себя всю информацию, имеющую отношение к цыганам. Через некоторое время у него сложилась весьма неоднозначная картина.

Цыгане были дикарской народностью и знали толк в лошадях: стоило цыгану шепнуть несколько слов на ухо строптивому коню, как конь успокаивался, делался ручным и покладистым.

Лошади? Само собой разумеется, Даниэл встречался с лошадьми, и с гнедыми эстланнскими битюгами, и с крепкими лошадками южного и западного побережья, в детстве он даже катался на такой смирной коняге для отпускников. Однако никакого особого пристрастия, расположения или интереса к лошадям он не испытывал. Однажды он было завел «разговор» с конем, но животное только безразлично тряхнуло гривой и продолжало как ни в чем не бывало щипать травку.

Музыка. Цыгане — народ музыкальный, это было общеизвестно. Они — прекрасные скрипачи.

У родителей Даниэла стояло в доме пианино, и мама нередко садилась к нему и играла романсы и этюды. Даниэла это раздражало. Он записался в школьный духовой оркестр, выучил ноты, и ему выдали трубу, но он тут же охладел к занятиям. Он любил музыку, такую же, какую любили его друзья, но играть самому ему вовсе не хотелось.

Цыгане воровали. И дрались, да еще с ножами…

Даниэл чужого не брал. А драться дрался, если его к этому вынуждали, но сам обычно в драки не лез и удовольствия от них не получал.

Цыгане славились непоседливостью. Будучи детьми природы, они любили волю и не желали селиться в домах, они чахли и умирали, если приходилось надолго задерживаться в одном месте.

Даниэл, сколько себя помнил, всегда жил в старинном особняке на окраине Саннвики, но чувствовал себя при этом превосходно и умирать не собирался. Правда, он любил взять палатку и отправиться с товарищами в лес, а еще он любил летние каникулы, на которые они всегда куда-нибудь уезжали. Так что, кто знает, может он действительно все-таки цыган?..

Но такая мысль смущала, и он гнал ее от себя.

Лет в шестнадцать-семнадцать Даниэл пережил период бунтарства, когда снова всплыли на поверхность некоторые идеи, мучившие его в детстве. Ему было грустно и неприютно в этом мире, он много времени проводил в раздумьях. Тело его исходило неудовлетворенной страстью, в голове кипели мысли и чувства, он не знал, как правильно сложить мозаику окружающего мира, чем заняться, не мог уразуметь, кто он такой. Раньше у него было полно друзей, теперь он стал одиноким и нескладным. Он влюбился — и очень страдал. У матери обнаружили рак груди, ей сделали операцию, так что родители были поглощены собственными проблемами. Его сестра Сесилия недавно вышла замуж и на радостях почти не навещала отчий дом, лучший Друг Даниэла завел себе пассию.

Учеба всегда давалась Даниэлу легко, однако во втором классе гимназии ему вдруг все опостылело: он пристал к одной компании, начал покуривать, баловаться гашишем, целыми днями слонялся по городу. Раза два он попадал в нехорошие истории, его принимали за пакистанца, однажды чуть не пришибли за это. Даниэл обнаружил, что обладает привлекательностью для женщин. Тогда же он впервые в жизни напился пьяным.

Он стал исподволь наводить справки и в конечном счете выяснил, где в городе живет цыганская семья. Ему еще не исполнилось восемнадцати, так что он не имел права официально узнать свою прежнюю фамилию, имена биологических родителей. Он был уверен, что его усыновителям все известно; как оказалось впоследствии, он ошибался, но тогда он рассердился, разобиделся на них за то, что они не хотят ему помочь. Он считал, что они сговорились отнять у него родню, на знакомство с которой он претендовал. Они лишили его даже собственной фамилии, и что теперь? Теперь у них, видите ли, нет на него времени! Правда, болеет мать. Но у нее же ничего серьезного… Ему не приходило в голову, что от него могут что-то скрывать — из лучших побуждений, но, по-видимому, зря…

В один прекрасный день он набрался храбрости и поехал по адресу, который раздобыл. Невысокая новостройка выглядела необитаемой: никто не открыл, когда он позвонил в дверь, на автомобильной стоянке перед домом было пусто. На мостовой гоняли мяч двое русоголовых мальчишек, один из них при приближении Даниэла сплюнул на землю, и оба по-девчоночьи фыркнули.