Благие дела - [49]

«Kiss a live toad before breakfast, and nothing worse will happen to you for the rest of the day»[11], — гласила надпись на дощечке с магнитом, которую Карианна выискала в книжном магазине и подарила Рут. Теперь она висела на дверце холодильника в их доме на Тересесгате.

Идя после рабочего дня по Карл Юхан, Карианна могла плениться чьим-нибудь силуэтом и, преодолев несколько слоев теплой одежды, мысленно добраться до тела, до кожи и мускулов. Ей казалось, что она в состоянии растопить ледяной панцирь, извлечь на свет Божий душу и согреть ее, приласкать, вдохнуть в нее жизнь.

Подступила зима, и большинство окружавших Карианну мужчин уже впали в спячку.

В конце недели она непременно уходила вечерами развлекаться, и по пятницам, и по субботам. Она окуналась в парадоксальный мир, где была охотником и в то же время предметом охоты, причем никто из ее несчастных жертв не представлял себе, что она от них получает. На ее взгляд, она не наносила им ни малейшего вреда: затаившийся в ней зверь пожирал (на время умиротворяясь этим) то, чему они не находили никакого применения, в существовании чего не отдавали себе отчета, — их мужескость.

В некоторых из мужиков, которых она подцепляла или которым позволяла подцепить себя, была грубовато-трогательная откровенность. Их снедала такая же острая и такая же огромная, как у нее, телесная жажда, замечала Карианна. В подслушанных ею разговорах мелькали слова «жопа», «сиськи» и «п…», более приличных выражений у них не находилось, и, хотя язык их был некультурен и дик, в их картинных выражениях по крайней мере присутствовала искренность, они раскрывались друг перед другом во всей своей беззащитности: «Безумно хочется… позарез надо!», чего особы женского пола почти никогда не позволяют себе. Мужики метались по городу, как переросшие щенята. К ночи на субботу тоска и жажда у некоторых из них становились настолько непреодолимыми, что, если они не обретали тепла и уверенности в себе другим способом, оставался последний шанс доказать друг другу, что они еще живы: набить кому-нибудь морду, причинить боль, и чем больше при этом прольется крови, тем легче на душе.

Карианна играла в опасную игру и нутром чуяла, что не сможет до бесконечности порхать между огнями, не подпалив крылья. Эти люди были неуправляемы, а на их стороне была сила, и Карианна напрасно считала, что понимает их лучше, чем они понимали сами себя.

Но и остановиться она не могла. Они привлекали ее своей красотой. Своей прямотой и откровенностью, до которых Карианне было далеко. Они были честны в своем соперничестве, в стремлении достичь уверенности в себе, которое вынуждало их стремиться к власти над миром. Они были просты и откровенны в своей тяге к противоположному полу, к сексу. Они были трусоваты, невосприимчивы, жалки, агрессивны. И все же спрятаться под их крылышко было приятно. Они были загадкой. Одни представляли опасность из-за своей слабости, другие были опасны сами по себе. Были среди них мерзкие типы, а были и умники. У одних уже намечалась лысина, у других был только пушок на щеках и верхней губе. У всех были стройные сильные ноги. У всех голоса напоминали контрабас или гобой.

Во всех было то, что искала Карианна и о существовании чего никто из них не подозревал.

Даниэла Карианна раньше не знала, хотя слышала о нем, поскольку у его друзей были общие знакомые с Бьёрном Магнусом. Как-то в пятницу она сидела за одним столиком с этими людьми в джаз-клубе под названием «Клуб 7». Там была очередная Бибби со своим мужем и сестрой и еще две девицы, неизвестные Карианне. Вечер только начинался, и она потягивала вино. У нее вошло в привычку выпить немного спиртного, а через час-другой перейти на минералку или кофе: от выпивки она утрачивала контроль над собой, над своей кожей и своей тягой к мужественности. И тут появился Даниэл. Бибби приветствовала его как блудного сына, а ее муж вступил с ним в бурный спор об акциях солидарности с Афганистаном. Внезапно одна из незнакомых Карианне девиц перегнулась через стол и спросила Даниэла, откуда он родом. Это была красивая — и не слишком трезвая — брюнетка, в лице и фигуре ее была мягкая, свежая пухлость, придававшая ей очарование, голос тоже был привлекательный, немного в нос, немного осипший от возлияний.

Улыбнувшись девице из-за своего стакана с пивом, Даниэл сообщил ей, что он из Бэрума[12].

Да нет, она не о том, не унималась девица. Из какой страны?

— Страны? Я норвежец, — отвечал Даниэл.

Но он такой смуглый. Откуда он изначально происходит?

— Я родился в Осло, — сказал Даниэл. — А ты откуда родом?

Девица заулыбалась, смущенно и кокетливо, в ее речи чувствовался несколько окультуренный выговор Солера[13]. Она не отступала, допытываясь, откуда все же ведет свое происхождение Даниэл. Карианна наблюдала за этим спектаклем и видела, как его первое раздражение постепенно переходит в интерес, как он маскирует злость все более и более откровенным флиртом. Даниэл пересел, чтобы оказаться непосредственно рядом с девицей (она назвалась Туттой), и, доверительно склонившись к ней, улыбался, бросал на нее долгие страстные взгляды, потом обнял за плечи. Она смеялась и болтала с ним, растягивая слова и гнусавя. Он положил руку ей на грудь, и она не отстранилась, а со смехом разговаривала дальше.