Благие дела - [48]

— Нет, — сконфуженно отвечала Рут. — Не согласна.

Он поднял обе руки кверху, жестом досады и безысходности, который удивил Рут и одновременно тронул; это было отступление от нейтральности, проявление человеческих эмоций. Может быть, этот человек за письменным столом все же достоин ее доверия, подумала Рут.

— Насколько я могу судить, — сказал он, — с профессиональной точки зрения ты больше не подпадаешь под статью о принудительном лечении. Ты вела себя тут неплохо, если оставить в стороне твое нежелание пойти на полную откровенность. На свою жизнь ты уже несколько месяцев как не покушалась, фокусы с исчезновением тоже прекратились: ты успокоилась и стала значительно более выдержанной, начала прибавлять в весе. Понимаешь, Рут, есть люди, которые умоляют, чтобы их положили сюда, которые настроены на лечение и испытывают значительные трудности за пределами больницы. Если ты отвергаешь нашу помощь, мы очень мало что можем сделать для тебя. Мы ограничены в средствах и вынуждены вкладывать их туда, где они могут принести наибольшую пользу.

Он говорил сухо, деловым тоном, лицо его было спокойно.

Рут продолжала молча приглядываться к нему. Впечатление было самое благоприятное: суровая честность его слов заставляла увидеть в нем человека — человека, нуждающегося в понимании, заслуживающего уважения к своим попыткам постичь мир, докопаться до истины, то есть такого же человека, как сама Рут.

— Для объяснения мне нужно тебе кое-что показать, — помедлив, сказала она. — А потом вам так или иначе придется меня выписать.

Он поднял брови — вопросительно, а может, чуть раздраженно?

— Ну ладно, — решилась Рут. — Только наберись храбрости. Испытание довольно серьезное. Особенно в первый раз.

Он раскрыл рот, набрал воздуху, чтобы ответить, — и вдруг стоявшее напротив кресло опустело.

Он так и застыл на некоторое время, с открытым ртом уставившись на пустое кресло: это было простое рабочее кресло светлого полированного дерева, с оранжевой обивкой, по-видимому, шерстяной. Он обвел взглядом комнату: ничего.

И никого.

Он резко поднялся, торопливо обошел кабинет в поисках Рут; спрятаться здесь было негде: ни одного шкафа, никакой громоздкой мебели.

— Сусанна! — позвал он и, подойдя к двери, распахнул ее. — Пожалуйста, зайди на минуточку ко мне.

По его тону секретарша догадалась, что дело не терпит отлагательства, она вскочила с места и вошла в кабинет.

— Да? — приветливо сказала она, обводя вопросительным взором пустую, залитую солнцем комнату.

И вдруг в кресле, откуда ни возьмись, появилась больная.

Сусанна закричала. Она была девушка высокая, представительная, уравновешенная, и если ее посадили работать во врачебной приемной, то объяснялось это, в частности, ее умением сохранять хладнокровие в критических ситуациях. Теперь же она стояла посреди кабинета с отсутствующим взором, с бессильно опущенными руками — и кричала.

Из коридора донесся топот бегущих ног.

— Вот это было лишнее, — укоризненно сказала Рут, поднимаясь с кресла. — Я понадеялась, что такое зрелище окажется по силам врачу, а она, бедненькая, даже не знала, чего ждать…

В дверь вошли, он услышал у себя за спиной возбужденные голоса.

Секретарша продолжала надрываться от крика.

Часть третья Карианна

1

Невероятно. Раньше Карианна и не представляла себе, что в городе живет такое множество мужчин.

Она сознавала: все ее метания оттого, что ее гонит неведомая сила, их нельзя было объяснить просто чувственностью, любопытством, стремлением к наслаждению. Она напрягала брюшные мышцы в порядке самозащиты от чего-то, не связанного с Жизнью, а связанного с Пустотой, с Разрушением. Она напрягалась, и низ живота откликался ей, все тело вспыхивало, и она, разгоряченная, ходила и засматривалась на мужиков.

Какая разница, что на самом деле двигало ею: злость или радость жизни?! Она глазела, и это приносило ей больше забвения, чем сон, придавало больше веселости, чем вино, больше здоровья и бодрости, чем самая напряженная спортивная тренировка. Внутри ее завелся змей, который сидел, притаившись под черепом, прячась за излучающим наивность взглядом маленькой девочки. Она научилась кидать этому зверю кость: смотри, говорила она ему, вон тот, в темной пуховке, с кожаными заплатками на плечах. Как он идет! Какие у него бедра! Какие руки! Посмотри, какой нежный оттенок приобретает его лицо под фонарем! А уж пахнет он, наверное…

И чудовище с ревом набрасывалось на жертву, так что Карианна потеряла счет ничего не подозревающим душам, которые оно поглотило.

Она, например, сидела на работе в столовой и скользила взглядом вокруг. Сплошные мужчины! Абрис челюсти на фоне жилистой шеи, намечающаяся на подбородке щетина, от которой лицо в течение дня все больше темнеет. Интересно, как чувствуют себя люди, когда они такие?! Это была загадка. Бороды. Косматые, черные или светлые, в которых удобно свить гнездо. Уши, которые так и притягивают к себе, которые можно целовать, пробовать на вкус, облизывать или кусать. Ох, и красивые эти мужики! Бедняжки, они даже не подозревали, что она с ними делает…

Некоторые, чаще всего мужчины в возрасте, одевались исключительно в серое; их она считала заколдованными принцами, которых упрятали в неприглядную оболочку, откуда они не могут закричать, чтобы их кто-нибудь услышал.