Бивуаки на Борнео - [8]

Не удивительно, что к концу сего бестселлера, который наши друзья миссионеры рекомендовали нам как «very exciting»[13], всех действующих лиц охватывал амок[14], и они убивали друг друга ударами мачете и выстрелами из винчестера; единственный оставшийся в живых удалялся в лес в обществе очаровательной блондинки, как бы ненароком забредшей туда в поисках отца, которого она никогда не знала!

Однажды, когда я читал вот так, растянувшись на своем спальном мешке, кто-то из гребцов воскликнул, словно для того, чтобы придать правдоподобие этому фантастическому произведению:

— Не шевелись, туан, у тебя над головой змея!

Медленно повернувшись, я увидел великолепную, всю в разноцветных пятнах змею, известную в науке под названием райской, украшенной или летающей змеи, и, как мне хорошо было известно, совершенно безвредную.

Успокоив даяков, не способных, подобно большинству людей, отличить ядовитую змею от неядовитой, я схватил пресмыкающееся — виновника всего этого переполоха — и посадил в прозрачный полиэтиленовый кулек, где, к величайшей радости моих спутников, оно не переставало яростно шипеть и широко разевать пасть всякий раз, когда к нему кто-нибудь приближался.

Пестрая окраска вполне объясняет, почему змею прозвали райской, но не менее заслуженно и название летающая змея: обитая на деревьях, во время охоты на ящериц она нередко бросается с большой высоты и планирует с ветки на ветку или даже с одного дерева на другое на расстоянии двадцати-тридцати метров. Благодаря очень вытянутым и подвижным ребрам, летающая змея может увеличивать несущую поверхность своего тела и, втянув брюшко, скользить в воздухе, подобно бумерангу.

Впрочем, Борнео — родина летающих животных. Там водятся десятки видов летучих мышей; размах крыльев одной из них, которую англичане называют летучей лисой, достигает одного метра двадцати сантиметров. Шерстокрыл[15] может спланировать более чем на пятьдесят метров, благодаря перепонке, соединяющей его лапы и кончик хвоста.

В больших лесах острова встречается также множество видов белок-летяг размером от мыши до кошки. Лапы у них соединены перепонкой, позволяющей планировать, а хвост в форме султана остается свободным и служит вместо руля.

Повсюду водятся во множестве небольшие ящерицы — летучие драконы; они перелетают с дерева на дерево, расправляя свои перепонки, похожие на крылья гигантской бабочки.

Даже скромные лягушки покинули болото, чтобы устремиться в воздух. У одной из них, веслонога[16] красивого красного или оранжевого цвета, пальцы непомерно вытянуты и соединены плавательной перепонкой, которая выполняет функцию парашюта, позволяя лягушке безопасно прыгать с верхушек самых высоких деревьев. Эта лягушка так приспособилась к древесному образу жизни, что, в отличие от своих сородичей, даже икру не мечет в болотах. Она строит под лесными сводами маленькие гнезда из листьев; накапливающаяся в них дождевая вода образует как бы естественный аквариум, в котором живут головастики по выходе из икры.

Именно в Намехе я впервые свел знакомство с великим лесом Борнео, и, правду говоря, он порядком разочаровал меня.

Представьте себе непрерывные цепи невысоких гор с очень крутыми склонами, покрытых густыми джунглями, с неизменно вязкой почвой под ковром сухих листьев. В отличие от многих африканских лесов, более или менее пострадавших от деятельности человека, в тянувшемся от Намеха девственном лесу почти не было подлеска. Для продвижения по нему не требовалось пускать в ход мачете: кроны гигантских деревьев совсем не пропускали света и глушили низкорослые растения.

В этом мире, где каждый тянулся к солнцу и устремлялся ввысь, стволы деревьев были совершенно прямые и голые. Листва могла распускаться лишь в сорока метрах от земли, да и то, если ей удавалось отыскать узкий просвет в лесных сводах. Вы шли меж этих огромных стволов, словно среди колонн уходящего в бесконечность храма, и было невозможно определить все эти деревья, листва которых терялась в высоте.

Благодаря постоянной влажности, корням не нужно углубляться в почву в поисках воды: они стелются по поверхности, короткие и лишь слегка разветвленные. Поэтому лесные деревья — это колоссы на глиняных ногах: стоит налететь грозе, и самые старые из них падают, увлекая за собой многие другие, подобно рядам кеглей, из которых достаточно свалить первую, чтобы опрокинулись все остальные.

Так образуется маленькая прогалина, тут же заселяемая небольшими деревцами, которым тень, отбрасываемая старшими собратьями, не позволяла найти место под солнцем. Но и здесь одни растут быстрее других и в свою очередь глушат друг друга. Так, неподвижный, безмолвный лес, где не ощущалось ни малейшего дуновения, становился ареной постоянной борьбы; побежденные безжалостно приговаривались к смерти через удушение.

Натуралиста, чья голова забита рассказами исследователей прежних времен, на первых порах разочаровывает видимая скудость животного мира. Еще счастье, если за день ходьбы он заметит кувыркающуюся в поднебесье гигантскую белку или одну-две птицы, которые пролетают неслышно, без единого крика, словно боясь нарушить эту торжественную тишину.