Бивуаки на Борнео - [3]

В облике этих людей нас поразило прежде всего абсолютно безучастное выражение их лиц, полное безразличие ко всему, что их окружало. В действительности, как мы в этом убедились позднее, даяки не более равнодушны и не более экспансивны, чем другие народы. Просто они выражают свои чувства другими мимическими средствами, зачастую неуловимыми для иностранцев. Совершенно безволосые лица, с которых выщипана вся растительность вплоть до ресниц и бровей, усиливали впечатление внешнего бесстрастия; к этому еще примешивалась робость, которую испытывали обитатели леса, ступая на землю «города».

Мы горели желанием поговорить с первыми из длинноухих людей, ради которых проехали столько тысяч километров. Но они взглянули на нас холодно, без всякого любопытства, что нас, признаться, слегка задело: за последние месяцы мы привыкли к тому, что люди собирались вокруг нас, словно вокруг редких животных.

В Танджунгселоре мы познакомились с двумя американскими миссионерами, жившими в этом районе уже несколько лет. В ста пятнадцати километрах вверх по течению, близ деревни Лонг-Пезо[6], еще не все жители которой были обращены, они основали маленькую даякскую протестантскую общину с церковью, больницей и школой. Миссионеры предложили доставить нас туда на своей большой моторной пироге, а уже оттуда мы могли бы проникнуть во внутренние районы страны, наняв гребцов.

Мы провели в этой деревне месяц с лишним, заняв большую свайную хижину, бывшее жилище великого вождя, умершего несколькими годами ранее.

Власти восточного Борнео объявили Лонг-Пезо «деревней-лоцманом», и жизнь здесь забила ключом: все было перепланировано, хижины снесены и заново отстроены вдоль центрального проезда. На каждой имелись номер и доска с указанием числа обитателей и их имен. Для даяков был создан государственный кооператив, где большинство товаров продавалось вдвое дешевле, чем у местного китайского купца. Служащие яванской администрации учили даяков орошать рисовые поля, сажать кофейные деревья, разводить рыбу в искусственных прудах и соблюдать элементарные правила гигиены. Каждое утро по звуку гонга мужчины собирались на коллективную работу, женщины отправлялись на плантации, а дети шли в школу с грифельной доской в руках и с наследственными мандоу[7] за поясом.

17 августа — День провозглашения независимости Республики Индонезии — был ознаменован официальными речами и визитом бывшего султана провинции. Его пронесли по единственной улице деревни на оставшейся от американцев походной кровати — жалком заменителе портшеза тех еще недавних времен, когда султан был повелителем, при появлении которого все население падало ниц.

После полудня состоялось памятное футбольное состязание: команда юношей в шортах и пестрых шерстяных носках выступала против пожилых — старых, покрытых татуировкой воинов в набедренных повязках из коры и с длинными перьями калао в волосах. Это походило на матч двух цивилизаций: современные юноши спортивного типа, все движения которых были четко отработаны, и старики с длинными болтавшимися в такт бегу ушами, вызывавшие взрывы хохота в толпе зрителей при каждой неудачной попытке отбить мяч.

Я собрал в Лонг-Пезо богатую коллекцию разнообразных животных; большую помощь в этом мне оказали дети.

Каждый день, выходя из школы, они брали свои сарбаканы[8], стрелы и отправлялись на охоту. Я установил очень точную таксу: пять метров нейлоновой нити, три рыболовных крючка, три иголки или два ушных кольца за птицу, небольшое млекопитающее или пресмыкающееся, крючок или иголка за насекомое.

Вероятно, значительная часть детей пропускала уроки, чтобы заниматься этой выгодной коммерцией. Во всяком случае, с утра до вечера мальчики и девочки — начинающие коллекционеры — непрерывно тащили мне кто птицу, кто ящерицу или насекомое, привязанные к волоконцам рафии. На первых порах я старался втолковать им, что мне нужны целые особи; они несли мне жуков, у которых — «чтобы они не убежали» — были оторваны все ножки, бабочек, снова превратившихся в гусениц после того, как им удалили крылья, или птиц, заживо наполовину ощипанных!

Иногда кто-нибудь из детей приносил мне под большим секретом заткнутую пучком листьев бамбуковую трубку, внутри которой меня мог ждать сюрприз. Обычно это оказывался просто кузнечик или большой шмель, отливавший металлическим блеском, но иногда оттуда выскальзывала со свистом небольшая змея или черный скорпион, по размерам не уступающий раку. Чтобы не расхолаживать сборщиков, я был вынужден принимать всех этих тварей с единственным условием, что они будут в хорошем состоянии; иной раз это приводило к забавным случаям.

Однажды крохотная девчушка, подталкиваемая своими подругами, робко протянула мне одного из тех огромных тараканов, которые являются бичом всех тропических стран. Ей хотелось пару ушных колец, и у меня недостало духу ей отказать, хотя едва она отвернулась, как я тут же украдкой выбросил насекомое. Но по деревне уже разнесся слух: «Туан[9] берет тараканов», и всю следующую неделю ребятишки несли мне полные пригоршни этих отвратительных тварей. Так как я отказывался их принимать, то дети выпускали их на пол в нашей хижине, которая вскоре превратилась в пристанище всех паразитов деревни!