Бивуаки на Борнео - [11]

К несчастью, в это время мы плыли через порог между отвесными стенами узкого ущелья, и пристать к берегу не было никакой возможности. Вдобавок, мы сидели на носу лодки, а этот человек лежал на другом конце, отделенный грудой багажа. Мне удалось все же перебраться на корму, но я смог только наложить ему жгут: как и должно было быть, аптечка находилась в другой пироге.

Наконец спустя полчаса, в течение которых я то и дело спрашивал себя, не умрет ли этот человек с минуты на минуту, мы смогли остановиться на не очень глубоком месте и извлечь аптечку из-под груды остальных ящиков. Но в этот момент раненый, которого поддерживали два даяка, внезапно побледнел и повалился с громким хрипом.

— Он умер! Помолимся, братья! — вскричал начальник гребцов.

Тут все принялись громко молиться, закрыв лицо руками; мы же, потрясенные, молча обнажили головы. Жорж, который как истый репортер держал наготове свой роллифлекс, ухитрился заснять эту сцену, оставшуюся в нашей памяти одним из самых волнующих эпизодов за все наше путешествие.

Оказалось, что раненый только потерял сознание. Воспользовавшись тем, что его обморок позволял мне действовать без лишних церемоний, я ввел ему в рану длинный цилиндр агар-агара, пропитанного кровоостанавливающим средством, которое мне рекомендовал знакомый хирург. Его совет был замечательным: немного погодя кровотечение полностью прекратилось. Укол камфары привел в чувство умирающего, и он слабым голосом попросил пить, к великому изумлению других даяков.

Оставалось лишь отыскать удобное место для привала.

Поэтому мы возобновили плавание, предварительно закрепив ногу раненого так, чтобы он не мог опять ее согнуть. В конце концов мы нашли в устье небольшого потока узкую, более или менее ровную площадку; за несколько минут ее расчистили от кустарника, и для раненого был устроен навес из листьев. К несчастью, в этом месте было полно ос и пчел, устилавших землю настоящим ковром; сотни этих насекомых присасывались к нашим порам, лакомясь соленым потом, до которого они такие же охотницы, как и до меда.

В довершение этой восхитительной мизансцены молодой повар-малаец, которого мы наняли на побережье, прикоснулся к ядовитой лиане, отчего на спине у него вздулись огромные волдыри, причинявшие в течение нескольких дней нестерпимую боль и вызывавшие сильный жар.

Однажды мы заметили великолепного питона, свернувшегося на ветке нависавшего над водой большого дерева. Желая поймать его — это был первый питон, встреченный нами со времени отъезда, — я попросил гребцов пристать к берегу.

Я и в обычных условиях не обладаю ловкостью белки. А прибавьте к этому, что ствол дерева, покрытый, как и все окружающие предметы, тонким слоем слизистых водорослей, сделался скользким, и вы получите смутное представление о том, в каких условиях ловят питонов. К счастью, дерево наклонилось над водой, что позволило мне без большого труда добраться до главной ветви. С каким же удивлением я обнаружил, что питон исчез!

Один из гребцов в свою очередь взобрался на дерево, но сразу же поспешно спустился: на некотором расстоянии от ствола он заметил дыру в толстой ветке и был уверен, что змея укрылась там. Тогда я стал продвигаться по главной ветви, бросая неуверенные взгляды на мутные воды реки, бурлившей среди скал.

Ветвь явно была дуплистая, а в двух-трех метрах от ствола зияло круглое отверстие диаметром с блюдце. Но сколько я ни таращил глаза, вглядываясь в эту черную дыру, я не мог различить ничего похожего на питона. Однако же больше ему некуда было деться! Поэтому, пренебрегая главным правилом охоты на питона, предписывающим хватать пресмыкающееся сразу за голову и хвост, чтобы помешать ему обвить вас своими кольцами, я принял единственно возможное решение и погрузил руку по самый локоть в темное дупло.

Моя рука тотчас наткнулась на что-то твердое и холодное, как железный брусок. Я сжал питона и потянул изо всех сил, но безрезультатно: пресмыкающееся удобно устроилось в своем убежище, я же сидел, как птица на ветке. Однако после нескольких минут взаимного перетягивания змея изменила тактику, угадав, без сомнения, что я не уступаю ей в упрямстве. Она выскочила, как дьявол, из своей дыры и несколько раз сильно укусила меня в руку.

Надо сказать, что хотя укус питона совсем неболезненный, зато рана выглядит очень эффектно: длинные, загнутые назад зубы раздирают кожу, подобно лезвиям бритвы. Кровь хлынула из меня потоком, к испугу гребцов, уже видевших себя с трупом европейца на руках, что всегда сулит неприятности.

Наконец мне удалось схватить змею позади головы и тем помешать ей укусить еще раз. Взбешенный питон извивался и широко разевал пасть, показывая черный язык и загнутые, как крючья, зубы. Затем он с поразительной быстротой обвился вокруг моего тела, едва не лишив меня возможности дышать, и сжал так, что вены на моих руках сильно вздулись.

К счастью, он был не настолько велик, чтобы задушить меня, но в том неустойчивом положении, в каком я находился, эта длинная мускулистая масса сковывала мои движения, и я предвидел наступление момента, когда мы вместе с питоном очутимся в реке. Я мог быть уверен, что в этом случае никто из гребцов не бросился бы выуживать меня — так велик был их страх перед змеей! Решив отпустить свою добычу, я ослабил хватку, но змея усилила свою, и из похитителя я превратился в пленника. Мало-помалу, однако, питон разжал тиски, и, действуя попеременно мягкостью и твердостью, я сумел полностью развернуть гада, продолжая крепко держать его.