Битва за любовь - [9]

— Что ж, если она нравится Филиппу… — Леон пожал плечами, как бы закрывая тему. — Пойдемте.

Был накрыт прямоугольный стол у стеклянной двери в сад. Леон сидел у короткой стороны, Люси напротив него, Кэтрин — рядом с пустым стулом, лицом к саду. К счастью, сам Леон был почти не голоден, и Люси выбрала это темой для разговора. Кэтрин пробормотала, что хочет только салата, и ела понемногу, только если кто-то смотрел на нее.

Люси с мягким беспокойством попеняла другу:

— Леон, что-то у вас неважный аппетит. Мне кажется, вам нужно немного встряхнуться, сменить обстановку — поехать в какое-нибудь тихое место, где все попросту, отдохнуть от всех знакомых. Как бы это устроить?

— Прекрасно себя чувствую, — отрывисто бросил он. — Вы знаете, что за ленчем я никогда много не ем. В любом случае я бы рехнулся в этих ваших тихих местечках. Я люблю, чтобы вокруг меня были люди.

— О, это верно. Просто я беспокоюсь за вас.

Кэтрин как-то не верилось, что эта женщина может беспокоиться о ком-нибудь, кроме себя, но может быть, у французов принято выражать заботу о здоровье друзей. Безусловно, Люси д'Эспере была вся воплощение заботы и ласкового внимания к Леону Верендеру.

Леон неожиданно спросил у Кэтрин:

— Мальчик научился плавать?

— Нет, но скоро научится. Все-таки он еще маленький.

— О, ребенок! — произнесла Люси, кладя вилку и с заинтересованной улыбкой обращаясь к Кэтрин. — Вы счастливы: у вас есть маленький сын. Где же он сейчас?

— Он наверху отдыхает.

— Я обожаю детей. — Это явно был ее любимый глагол. — Я обязательно должна познакомиться с маленьким Леоном!

— Его зовут Тимоти.

Люси рассыпалась в мелодичном беспомощном смехе, ее акцент усилился:

— Тимоти! Какое странное имя! И вы зовете его… как?

— Просто Тимоти.

Кэтрин была почти уверена, что эта женщина уже знала, как зовут Тимоти; если Леон говорил ей о приезде внука на виллу Шосси, он, несомненно, также дал понять, что ему не нравится его имя. Люси д'Эспере любила оттачивать свой топорик на чью-нибудь шею.

— Значит, Леон его второе имя, не так ли?

— Нет, — твердо ответила Кэтрин. — Второе имя у него по отцу, Юарт.

Люси воздела выразительные белые руки с розовыми ногтями:

— Но неужели о добром дедушке забыли? О, это грустно, мне кажется.

Кэтрин могла бы отрезать, что добрый дедушка заслужил, чтобы о нем забыли. Но, встретив пронзительный взгляд голубых глаз Леона, она промолчала. А в следующее мгновение в комнату вошел Филипп Селье, улыбаясь и извиняясь с поразительно подкупающим видом:

— Пожалуйста, продолжайте ваш разговор. Я тоже присоединюсь.

— Пустяки, — ответила Люси. — Как ваша сестра, Филипп?

— Иветта здорова, как всегда, — спокойно сказал он, беря на тарелку дымящийся кусок рыбы и поблагодарив дворецкого улыбкой. — А вы, Люси? Мне кажется, вы становитесь раз от разу красивее. Правда, Леон?

— Да. Иногда рядом с ней я себя чувствую стариком.

— О нет! — запротестовала Люси с отчаянно-умоляющей улыбкой. — Нет, вы — молодой! Вы самый интересный мужчина на побережье. — Умоляющая улыбка уступила место оживленной, когда она повернулась к Филиппу: — Извините! Знаете, вы как ртуть. Начнешь разговор с вами и никогда не знаешь, куда он пойдет.

— Это моя беда, — сказал он, ломая золотистую корочку хлеба тонкими сильными пальцами. Его тон немного изменился, когда он повернулся к Кэтрин: — Как себя чувствуете?

— Очень хорошо, спасибо.

— А мальчик?

— Прекрасно. Солнце и море так полезны для него.

— По-моему, — объявил Леон, — мальчику пора плавать. Я научился плавать в холодной английской реке, когда мне еще не было трех.

— Вы, наверное, были подготовлены к этому, — возразила Кэтрин. — Тимоти еще не готов.

— Всему этому гораздо проще научиться, если вы начинаете как можно раньше. Я уже выбрал для него пони. Он стоит в конюшне школы верховой езды, и вы можете отвозить его туда на занятия два-три раза в неделю. Инструктор там замечательный.

Кэтрин подняла голову:

— О верховой езде не может быть и речи, конечно. Мы это обсудим в другой раз.

Глаза Леона блеснули как сталь.

— Никаких обсуждений! Это касается меня, и я позабочусь о том, чтобы все было выполнено.

— Тимоти не будет ездить в эту школу, — ровно ответила Кэтрин, скрывая свое смятение. — Если вы настаиваете, чтобы я назвала причины сейчас…

— Я не хочу знать никаких причин. Я ездил на пони в южном Дауне, когда был в его возрасте, каждый день!

Кэтрин немного побледнела, но так же ровно ответила:

— Вы — необыкновенный, а Тимоти нет. Если желаете знать правду — он боится лошадей.

Леон откинулся в кресле и с грохотом опустил кулак на стол. Глаза его были сужены и сверкали, рот был сжат в линию.

— Боится лошадей — это мой-то внук? — свирепо произнес он. — Не верю. Вы его просто напугали — вы, с вашими женскими штучками, и вы еще утверждаете, будто умеете прятать от него свои страхи! Как вы смеете терпеть в нем такую слабость?..

Филипп совершенно буднично произнес:

— Послушаем лучше объяснения Кэтрин. Я уверен, что причина есть.

— Благодарю вас, мсье. — Кэтрин колебалась. — Только боюсь, что объяснять почти нечего. Прежде чем мы приехали сюда, Тимоти знал только домашнюю жизнь в нашей квартире. Для него лошади едва ли существовали. Он их никогда не видел. Я и не знала, что он боится их, пока не попала к моему брату в деревню несколько месяцев назад. Тимоти, скорее, не их боится, а просто ему не по себе, что они такие огромные. У него это пройдет, но пока это так, он не будет учиться езде.