Битва за Иерусалим - [121]

Некоторые из солдат в Синае испытали не только разочарование, но и «зависть». В течение трех первых решающих дней войны, до освобождения Старого города, они, находясь на египетском фронте, пребывали в уверенности, что именно здесь решится судьба конфронтации с врагом. И гордились тем, что дерутся на самом трудном участке. Но как только дошло известие о начале боя за Старый Иерусалим, их предположения лопнули… «Мы начали дико завидовать тем, кому посчастливилось драться за освобождение Иерусалима, — говорит один из бойцов. — Мы хотели быть там, рядом с ними, несмотря на то, что до нас уже дошли слухи о тяжелых боях и больших потерях там…».

С другой стороны, эти слухи будили беспокойство и тревогу за судьбы друзей, которые воюют в Иерусалиме.

«У нас не было веселья при известии о взятии Иерусалима, — говорит солдат Рафаэль. — Помню, мы очень волновались за тех, кому пришлось там драться. Потому что бой на такой местности — не приведи Господь. Боялся я за ребят… To-есть за моих приятелей. Ведь вся моя бывшая рота и все ребята — в парашютистах… Просто боялся за них всех».

*

Порой весть об освобождении Иерусалима достигала фронта одновременно с вестью о смертях, и чувство радости тонуло в горе, вызванном утратами. Так случилось на окраине одного из городов в Синае — того, что был целью воздушного десанта Парашютной бригады перед тем, как она была переброшена в Иерусалим.

Незадолго до объявления об освобождении Иерусалима отряд разведчиков отправился в город на спасение двух раненых, оказавшихся отрезанными от своих и вот уже два часа лежавших на виду у вражеских позиций. Отряд повели командир разведки майор Шимон и его заместитель Дани.

Оба дошли до погруженного в темноту переулка и установили, что все попытки спасения, предпринимавшиеся силами целого полка, провалились. В прилегающих к переулку дворах засели, хорошо замаскировавшись, египетские солдаты, и это не оставляло никакой возможности доступа к раненым. Послать разведчиков в переулок означало обречь их на верную смерть.

Разведчики остановились у входа в переулок, не зная, что делать дальше. Помочь отрезанным товарищам невозможно (все предыдущие попытки привели только к потерям), но и бросить их на произвол судьбы нельзя. Командир разведки посмотрел на своего заместителя, который напряженно вглядывался в темноту, и заметил, что взгляд его сосредоточен и тверд.

Дани решил, что он не уйдет отсюда, пока не добьется своего. Он попытался с помощью базуки взорвать одну из стен переулка, а потом с ловкостью профессионального акробата взобрался на соседнюю крышу, чтобы оттуда закидать позиции противника гранатами. Ни то, ни другое не помогло.

— Пошли в переулок, — сказал он стоявшему рядом фельдшеру.

Он взял с собой еще одного офицера и своего связного. Они бросили в переулок дымовые шашки, рассчитывая на прикрытие. Тотчас по ним открыли огонь из автоматического оружия. Двое спасателей упали, обливаясь кровью. Дани выбрался невредимым и от своего не отступился. Он снова пошел в переулок. На этот раз следом за ним двинулся командир разведки Шимон. Им удалось пройти достаточно далеко — до раненых уже было рукой подать.

Снова загремели выстрелы. Дани согнулся и упал. Пули попали ему в живот. «Шимон, — позвал он, — я ранен, спаси меня».

«Я подполз к нему, — рассказывает Шимон, — он был весь в крови. Ранение в область печени. Я попытался его поднять, и он у меня на руках потерял сознание. С помощью фельдшера его удалось вынести, уложить на носилки и поместить в санитарный автомобиль, стоявший у входа в переулок. Дани скончался в Эль-Арише, по дороге в полевой госпиталь. Он пожертвовал жизнью ради спасения двух раненых».

Увы, когда Дани двинулся в переулок, обоих раненых уже не было в живых!

Незадолго до этого разведчики отряда расположились в финиковой роще на окраине города. С соседнего холма донесся шум приближающихся джипов, и распространилась весть о том, что Дани тяжело ранен. В эту минуту один из разведчиков включил приемник и услышал весть об освобождении Иерусалима. Он про- сто-гаки взвыл от радости («Ребята! Ребята! Иерусалим наш») и заразил своим восторгом всех.

«Наши замороженные от напряжения лица вдруг оттаяли, с души у каждого словно свалился непосильно тяжелый камень. Охмелев от радости, мы смеялись, обнимали друг друга и обменивались жестом победы, показывали друг другу отогнутый большой палец».

А по радио тем временем уже звучала заупокойная молитва раввина Горена по воинам, павшим при освобождении Иерусалима.

Молитва еще продолжалась, когда подъехал вернувшийся из города патрульный джип, и вылезший из джипа солдат, подойдя к разведчикам, сказал: «Дани убит, Дани больше нет». Все разом словно онемели, и в наступившей тишине звучали только слова молитвы и сопровождавшие их рыдания. Лица, только что пылавшие воодушевлением, погасли и словно подернулись пеплом.

Начальник оперативного отдела, тоже услышавший радостную новость, примчался с криком: «Иерусалим взят! Ребята, что вы носы повесили?». — «Дани погиб», — проронили ему в ответ и снова умолкли. В тишине продолжал разноситься голос раввина Горена: «Владыка милосердия укроет их под сенью крыл Своих навеки. И приобщит к союзу бессмертных их души».