Битва за Иерусалим - [120]

Под вечер к Западной стене прибыл глава правительства Леви Эшкол в сопровождении двух верховных раввинов. Масса людей в военном и штатском, которая стекалась к Храмовой горе, встретила их бурными овациями и приветствиями.

«Мне выпала великая честь стоять здесь, возле Западной стены, фрагмента нашего Храма, связывающего нас с нашим историческим прошлым, — сказал глава правительства. — Я считаю себя посланцем всего нашего народа, посланцем всех его поколений, прикипевших душой и сердцем к священному Иерусалиму».

Закончив речь, Эшкол вошел в праздничную толпу, пожимая протянутые ему сотни рук. Оказавшись возле корреспондента «Санди Таймс», он на минту задержался и спросил журналиста, откуда он. Тот ответил, что приехал издалека, чтобы писать об Иерусалиме.

«Расскажите своим соотечественникам, — сказал Эшкол, — что все они могут приехать сюда, чтобы отдать дань служения своей религии. Этот город будет открыт для всех». Корреспондент ответил, что опишет, как был взят Старый город. В этот момент где-то в районе торгового квартала послышался взрыв. Эшкол не повернул головы. «Расскажите им, — сказал он, — расскажите своим читателям и об этом».

Среди моря людей, затопивших хмельной радостью Храмовую гору, был молодой военный раввин. Он подошел к только что прибывшему на место министру религии и обратился к нему: «Господин министр, к вам просьба… Я был в рядах сражавшейся здесь роты, и перед решающим часом битвы меня просили, чтобы я передал одному из министров: если Стена будет взята, не забывайте о ней потом, после победы… Не забывайте… Многие в этом подразделении погибли. Убит и инициатор этой просьбы… Они мертвы… И это их последнее желание. Доведите его, пожалуйста, до сведения правительства…».

*

В выпуске новостей в 17.00 «Кол Исраэль» оповестил всех граждан и солдат Израиля, где бы они ни находились — в Израиле, на западном берегу Иордана, в полосе Газы или Синайской пустыне, — об освобождении Иерусалима. Диктор «Кол Исраэль» Рафаэль Амир находился в передовых подразделениях, пробившихся к Западной стене, и его голос, когда он описывал проис-ходящее, вздрагивал.

Весть об освобождении Иерусалима и взволнованный голос диктора словно на крыльях облетели каждый угол, каждую улицу, каждое село и город, повсюду пробуждая бурное ликование и погасшие было мечты. Люди, за долг ие двадцать лет почти примирившиеся с мыслью о разделении Иерусалима, воспрянули духом, поверив в новую действительность. Тут и гам в больших городах появлялись флаги и воцарялась атмосфера национального праздника.

2

Весть об освобождении Иерусалима донеслась до всех фронтов, где продолжались ожесточенные бои. Она была передана тысячами транзисторных приемников.

Рассказывает боец по имени Шай, сражавшийся в это время в северном Синае: «Мы выступили из взятой нами Газы на прочесывание Рафиаха. Выходя из города, слушали радио. И вот диктор объявил перерыв в передачах и зачитал заявление пресс-атташе Цахала о том, что мы овладели Старым Иерусалимом. Он прочитал заявление дважды, а затем раздалась песня «Золотой Иерусалим». Охватившее нас волнение было настолько сильным, что весь полк подхватил песню и запел. Помню, как люди плакали в автобусах и не стеснялись своих слез. Для меня это была одна из самых волнующих минут войны. В том, как мы пели, была высокая сплоченность. Мы ехали через наши поселения, так как не хотели возвращаться через полосу Газы, и все жители поселений выходили на шоссе и приветствовали нас. Автобусы останавливались, солдаты выходили и по-братски обнимались с местными жителями. Все мы были в радостном настроении. В тот момент мы не думали о тех, кто своей смертью приблизил этот час. То была ничем не омраченная радость. Были и до того моменты энтузиазма, подъема, вызванного нашими победами, но это, по-моему, была величайшая минута — вершина всей войны».

Рассказывает майор У ри:

«Мы стояли на окраине большого города в Галилее и дожидались, когда же, наконец, мы приступим к боевым действиям на Голане. Был отдан приказ собраться на планерку, и все сошлись возле командного пункта. Время было, если не ошибаюсь, около пяти вечера. Кто-то включил транзистор, чтобы послушать новости, и тут впервые мы услыхали сообщение об освобождении Иерусалима. Все мы были люди зрелого возраста, и большинство бывало в Старом городе до того, как он был захвачен Арабским легионом. Когда мы услыхали по радио эту весть и описание прихода наших войск к Западной стене, с нами что-то произошло. Руки невольно потянулись к правому карману за темными очками, чтобы спрятать глаза… Вдруг появился молодой солдат. Моше, наш ротный, посмотрев на наши лица в черных очках, остановил какого-то паренька, стоящего рядом с солдатами, отвел его в сторону и сказал ему на ухо: «Слушай, мальчик, оставь нас сейчас — здесь не место юнцам».

Рассказывает генерал Ариэль Шарон, находившийся в эту минуту за сотни километров от майора Ури, в глубине Синайского полуострова:

«Помню, это был третий день войны, мы проходили мимо военизированного поселения, а на западе алел красивейший из когда-либо виденных мной закатов. И вдруг слышу сообщение о том, что Старый город взят. Должен признаться, оно вызвало во мне смешанное чувство. С одной стороны, в эту минуту мне было бесконечно радостно — осуществилась заветнейшая мечта всех поколений. Но с другой — я был несколько разочарован: не ты!.. Быть в числе освободителей Иерусалима — ведь к этому были устремлены все мои помыслы с самого 1948 года…».