Битва за Иерусалим - [114]

Сказав это, солдат вдруг заметил на плече собеседника знак военного корреспондента. Тогда он схватил его за руку:

— Необходимо рассказать о нем. Хоть что-нибудь написать. Вы военный корреспондент, вы должны это сделать. Не удивляйтесь, что я прошу об этом, но по-другому я не могу. Он был мой лучший друг. Когда это случилось, был рядом со мной… Обещаете?

— Обещаю, — ответил журналист и мысленно поклялся сдержать слово.

*

Раввин Горен поднялся на командный пункт парашютистов, разместившийся на Храмовой горе. Моти послал ему записку следующего содержания: «Шесть лет тому назад я обещал тебе, рав, что мы вместе вступим в освобожденный Иерусалим. Сегодня я выполнил обет. Никогда я не испытал такой радости и такого волнения от того, что удавалось сдержать слово, как сегодня. Храмовая гора освобождена. Ты молился возле Западной стены, а я — рядом с тобой. Ниспошли, Всевышний, Иерусалиму мир на долгие времена».

Вокруг Моти начали собираться группы, уже побывавшие у Стены, приобщившиеся к минутам торжественного безмолвия перед нею и теперь отдавшиеся праздничной радости победы. Повсюду можно было увидеть смеющихся людей, со всех сторон из надсаженных до хрипоты глоток летели возгласы: «Ура! Ура! Ура!». Часы напряжения, крови и смертельного страха излились в единый, могучий поток ликования.

Один из корреспондентов радио, протиснувшихся в это время в эпицентр веселья, попросил Моти сказать несколько слов в микрофон. «Мне трудно выразить словами то, что мы сейчас испытываем, — сказал Моти, — и его голос потонул в громовых, летящих со всех сторон здравицах. — Когда мы поднимались на Августу Викторию, мы увидели Старый город чуть ли не на расстоянии вытянутой руки от себя, и это было незабываемое зрелище, — добавил он. — Мы первыми с огромным энтузиазмом вступили в него. И сейчас мы все охрипли от криков радости и волнения, весь город в наших руках, и мы очень счастливы. Очень долго мечтали мы об этом дне, — подытожил он, — и день этот оказался еще более великим, чем мы могли себе это представить».

4

В то время как бригада парашютистов ворвалась через Львиные Ворота в Старый город, иерусалимская бригада одновременно получила приказ подняться на штурм и войти в южную часть Старого города с горы Сион через Мусорные Во р о та. Задача была возложена на полк покойного командира полка Файкеса (накануне занявшего, как мы помним, квартал Абу- Тор). Возглавить операцию посчастливилось роте Эли.

Эли — иерусалимский плотник из семьи курдистанского происхождения — родился в еврейском квартале Старого города, вырос в нем, в нем и сражался в 16-летнем возрасте. В 1948 году, когда сопротивление квартала было подавлено, а его защитники попали в руки войск Абдаллы, тоже оказался в плену. В эту среду, утром, колесо истории повернулось в обратную сторону: Эли вернулся в свой родной квартал как победитель. Окружавшие могут засвидетельствовать, что не было на свете более добросердечного и симпатичного победителя, чем он.

*

Рота Эли достигла Иемин-Моше и оттуда вышла на гору Сион, чтобы войти в Старый город по установленной для нее этим утром трассе — она как будто была кратчайшим путем к цели.

Однако, достигнув подножия горы Сион, Эли в последнюю минуту решил положться на собственную интуицию и выбрал другой маршрут для атаки — несколько более длинный, но зато и более надежный. Назавтра выяснилось, что предназначенная части Эли дорога была почти целиком заминирована. «Принятое в последнюю минуту случайное решение, — говорит он, — чудом спасло людей моей роты».

Гора Сион была занята без сопротивления (оказалось, что все позиции на горе, причинившие накануне столько бед завоевателям Абу-Тор, на рассвете были брошены легионерами, бежавшими в осажденный Старый город). Солдаты Эли устремились к Мусорным Воротам. Они перелезали через заборы, карабкались на стены и прыгали через траншеи; и на всем пути они были как на ладони для легионеров наСтене, которые почему-то, вопреки всем ожиданиям, не сделали по ним ни единого выстрела.

«Уверен, что они всо-гаки гам сидят, — размышлял Эли, — молчат подонки, готовят нам серьезный сюрприз». Он отдал команду ускорить бег и не задерживаться из-за рененых или отстающих, которые не выдержат темпа. На склоне горы завиднелся лагерь легиона с брошенными, пустыми палатками. И не было ни души ни в траншеях, ни на позициях вне Стены.

Напротив, на оконечности восточного склона, высились Мусорные Ворога.

Эли первым подбежалг к ржавым железным ворогам там. Казалось, они заперты. Он толкнул створ и, к своему удивлению, увидел, что ворота раскрываются сами по себе. Это еще больше подбавило страху перед молчащими иорданскими позициями. «Они ждут, чтобы мы вошли в раскрытые ворота, — сказал он себе, — а там нас и прихлопнут!..». Он вновь приоткрыл створ, засунул голову и заглянул внутрь.

Перед ним простирался Еврейский квартал Старого города с руинами разрушенных ешиботов и синагог, вблизи которых он родился и вырос.

Как непохоже все это было теперь на тот родной квартал, который он оставил девятнадцать лет назад. Какое безмолвие!.. Он начал озираться по сторонам — нет ли тут все-таки какой-нибудь ловушки? Не заметил никаких признаков жизни. Все словно застыло и онемело. Только плескались на ветру сотни вывешенных в знак сдачи белых полотнищ — с каждой крыши, на каждой двери и в каждом окне. Эли пропустил своих солдат через Мусорные Ворота в направлении позиций, господствующих над местностью. Он сделал это со всеми предосторожностями, так как еще не избавился от чувства, что перед ним маскарад, сулящий его роте гибель.