Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации - [20]
Однако надо учитывать еще один нюанс: отношение к общине.
Формально общину отменил еще Столыпин, но фактически она успешнейшим образом продолжала существовать (оттого, кстати, и коллективизация прошла относительно безболезненно, что объединяли не собственную землю, а наделы из общинной земли. Иначе рвануло бы так, что от державы лишь ошметки бы полетели). А вот кем был кулак? Точнее, не так: как отнесся бы кулак к Столыпинской реформе?
Да ухватился бы за нее обеими руками. В чьих интересах она, думаете, проводилась-то?
Кулак, деревенский хозяин капиталистического типа, просто обязан был стоять вне общины. Для крестьянина-общинника, для сельского «мира» он был не просто чужим, как помещик, – он был ренегатом. Ох, и до чего же сельское общество не любило «столыпинских» землевладельцев! И причина здесь не в зависти, как уверяет белогвардейская пропаганда, а все в том же инстинкте самосохранения.
Крестьяне с самого начала негативно относились к идее купли-продажи земли, поскольку очень хорошо понимали, что за этим последует. В крестьянских наказах 1905–1907 годов нет ни одного, который бы поддерживал Столыпинскую реформу. В обобщенном приговоре крестьян Костромской губернии, отправленном в марте 1907 года в Государственную Думу, говорилось:
«Требовать отмены закона 9 ноября 1906 г., разрешающего выход из общины и продажу надельной земли, так как закон этот через 10–15 лет может обезземелить большую часть населения и надельная земля очутится в руках купцов и состоятельных крестьян-кулаков, а вследствие этого кулацкая кабала с нас не свалится никогда».
Так что основу раскулачивания заложил не Сталин, а Столыпин. Сталин же…
Впрочем, всему свое время.
…Как чувствовали себя в Российской империи крестьяне, составлявшие подавляющее большинство населения – более 80 %? Как угодно, но только не гражданами… да, пожалуй, и не людьми. Что может быть ниже, чем нищий на церковной паперти? Однако нищему, по крайней мере, не запрещено показывать свои язвы и рассказывать о своих бедах. А вот еще цитата из крестьянских писем в Государственную думу:
«Волостное правление служит не нам, а мы принуждены служить ему; когда мы вздумали заявить ему о нашей нужде нашей земской управе, о том, что кругом нас лишь надувают и обирают, что на обсеменение нам дали почти наполовину семян невсхожих, что нам грозит и на будущий год неурожай, что становые да урядники за подати и штрафы готовы последний кусок у полуголодных ребятишек наших изо рта вырвать, – так что с нами хотят сделать земский начальник с волостным правлением? Он приказал арестовать нашего уполномоченного собирать подати, он обещал засадить в холодную всех, подписавших эту бумагу! Это что значит? Это значит, что у нас, у холодных и голодных, у темных, вырывают кусок хлеба и в то же время не дают никакой возможности никому голоса своего подать. Это значит, что нас сознательно толкают в могилу от голодной смерти, а мы слова не моги сказать против этого!»[34]
Земский начальник – это персона весьма интересная. Он – «главный по крестьянским делам» в конкретной волости. Он – точка сопряжения государства и населения. Земские начальники всегда – дворяне, как правило – дворяне, до такой степени ни к чему не годные, что не смогли найти себе другой работы. Они твердо держат сторону государства. Пройдет еще несколько месяцев, и они будут являться в деревни во главе карательных отрядов. Кстати, и земские начальники, и отряды земской стражи содержались за счет тех самых крестьян, которых они «усмиряли». Помещики платили с десятины вдвое меньше, чем крестьяне, монастыри не платили вообще ничего.
Это все тот же «социальный расизм», за который жестоко, но не чрезмерно поплатилось русское высшее общество. Вот еще несколько картинок с той же выставки…
Не помню уж, в чьих мемуарах мне встретился один случай. Некий молодой офицер – что-то вроде поручика – в офицерском собрании потребовал бутылку шампанского. По-видимому, он был уже на взводе или еще по какой-то другой причине (может, задолжал), но солдат-официант отказался ее принести. Тогда поручик, недолго думая, застрелил непослушного солдата. Бывает, в общем… Поразительно не это, а другое. В полку – на полном серьезе – развернулось движение в защиту этого офицера, которого за его выходку все-таки отдали под суд. Однополчане – на полном серьезе – доказывали, что судить его не надо… Не то чтобы не за что, но офицер-то хороший…
Воспоминания о царской армии красноречивыми примерами переполнены сверх всякой меры. Ну, может быть, не такими экстремальными, но солдатики после Февраля знали, за что мстили…
Ладно, армия требует беспрекословного повиновения. А как поступали с крестьянами? Тот же С. Кара-Мурза пишет:
Почему Сталин, в высшей степени прагматичный и трезвый глава государства, накануне войны обезглавил армию? В чем подлинные причины чисток 1937 года? За что был расстрелян Михаил Тухачевский? И какое отношение ко всему этому имеет Адольф Гитлер? На эти и другие «неудобные» вопросы нашей истории ищут ответы журналист Елена Прудникова и петербургский историк Александр Колпакиди. Их версия событий хотя и не бесспорна, но оригинальна и отвечает на многие вопросы…
Если послушать военных историков и мемуаристов, на всем протяжении Великой Отечественной войны умные генералы только и делали, что пытались объяснить штатскому тирану, как надлежит действовать. Иной раз тиран их слушал — и тогда Красная Армия побеждала. Или не слушал — и тогда случались катастрофические поражения. Но так ли все просто? Что вообще должен делать глава государства, понимающий, что не может выиграть надвигающуюся войну и что его армия заведомо не способна дать отпор агрессору? Как ему спасти страну от захвата, а народ от истребления? Эта задача стояла перед Сталиным в 1941 году, и он нашел выход, беспрецедентный, уникальный по своей сути и грандиозный по замыслам.... В новой книге Елены Прудниковой не только поднимается одна из сложнейших и противоречивых тем российской истории, но и впервые с 1953 года публикуется уничтоженная и изъятая из всех библиотек пьеса расстрелянного заместителя Берии Всеволода Меркулова «Инженер Сергеев». Во время войны она с триумфом обошла все ведущие сцены Советского Союза (Малый театр открывал ею свою новую сцену), а после была запрещена и забыта.
Антироссийская пропаганда 90-х годов держится, по сути, на четырех столпах. Это миф о репрессиях, миф о том, что Великая Отечественная воина вовсе не была Отечественной, миф о Катыни и миф о «голодоморе». Если первые три за последние десять лет уже изучены и частично или полностью опровергнуты, то «голодомор», по сути, никем и не изучался. История, будучи городской образованной дамой, мало интересуется крестьянским вопросом. Между тем, не осмыслив сути советской аграрной реформы и цены, которую наша страна заплатила за то, чтобы вырваться из феодализма, вообще невозможно понять то страшное и великое время.По сути, «голодомор» — окончательная цена дворянских гнезд, барышень в белых платьях, выездов и бриллиантов, Петергофа и Третьяковской галереи, побед русского оружия и кутежей русских миллионеров.
Почему Сталин, в высшей степени прагматичный и трезвый глава государства, накануне войны обезглавил армию? Почему Гитлер, имевший во всех завоеванных странах «пятую колонну», так и не сумел создать ее в СССР? В чем подлинные причины колоссальных чисток 1937 года? На эти и другие «неудобные» вопросы нашей истории ищут ответы петербургский историк Александр Колпакиди и журналист Елена Прудникова. Их версия событий хотя и не бесспорна, но оригинальна и отвечает на многие вопросы…
Еще со времен XX съезда началась, а в 90-е годы окончательно закрепилась в подходе к советской истории логика бразильского сериала. По этим нехитрым координатам раскладывается все. Социальные программы государства сводятся к экономике, экономика к политике, а политика к взаимоотношениям стандартных персонажей: деспотичный отец, верные слуги, покорные и непокорные сыновья и дочери, воинствующий дядюшка, погибший в противостоянии тирану, и непременный невинный страдалец.И вот тогда на авансцену вышли и закрепились в качестве главных страдальцев эпохи расстрелянный в 1937 году маршал Тухачевский со своими товарищами.
Сталинское время оболгано и все еще не понято. Хрущевский доклад на XX съезде партии — не более чем хватающий за душу рассказ о колоссальных необоснованных репрессиях, в ходе которых по указке злодея Сталина хватали невинных людей, пытали, и расстреливали без суда. Позднее официальные и «демократические» историки и журналисты, «ища себе чести, а князю славы», довели их число до десятков миллионов, а советский человек, привыкший доверять печатному слову и ученой степени, не сомневаясь, все это проглотил.Репрессии, без сомнения, были — и еще какие! Куда большие, чем живописал Хрущев, — и по числу жертв, и по жестокости, и по цинизму.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
Начало политической биографии Ю.В. Андропова неразрывно связано с основной частью истории шестнадцатой союзной республики СССР – Карело-Финской ССР (1940–1956 гг.). Карельское время Андропова (1940–1951) обусловило его формирование как молодого перспективного политического деятеля, который прошел суровую школу становления в качестве руководителя молодежи, специалиста в области организации военной работы (подпольной деятельности в оккупированных районах, партизанского движения, аналитической разведки) в чрезвычайных условиях Великой Отечественной войны на Севере. Особая страница карельского времени Ю.В. Андропова скрыта за тайнами политического выживания в период позднего сталинизма.
Знак информационной продукции 16+Еще со времен XX съезда началась, а в 90-е годы окончательно закрепилась в подходе к советской истории логика бразильского сериала. По этим нехитрым координатам раскладывается все. Социальные программы государства сводятся к экономике, экономика к политике, а политика к взаимоотношениям стандартных персонажей: деспотичный отец, верные слуги, покорные и непокорные сыновья и дочери, воинствующий дядюшка, погибший в противостоянии тирану, и непременный невинный страдалец.И вот тогда на авансцену вышли и закрепились в качестве главных страдальцев эпохи расстрелянный в 1937 году маршал Тухачевский со своими товарищами.
Алексеевский равелин Петропавловской крепости – самая таинственная тюрьма Российской империи для важнейших государственных преступников. О тех, кто был заключен в ее стенах, не знали ни чины комендантского управления, ни те, кто служил в этой тюрьме. Сюда попадали исключительно по личному повелению царя – и мало кто покидал «Секретный дом». Книга Павла Елисеевича Щёголева (1877–1931), историка литературы и общественного движения, состоит из очерков разных лет, посвященных узникам Алексеевского равелина.
Книга известного российского историка С. С. Войтикова не имеет аналогов в историографии. Впервые на большом документальном материале, в контексте жестокой и бескомпромиссной борьбы за власть красных вождей – Ленина, Каменева, Рыкова, Сталина, Берии, Маленкова, Молотова и Хрущева, рассматривается неизвестное противостояние 1917–1964 гг. двух ключевых институтов советской политической системы: ЦК РСДРП(б) – РКП(б) – ВКП(б) – КПСС, с одной стороны, и Совета народных комиссаров (с 1946 г. Совета министров) – с другой.