Битов, или Новые сведения о человеке - [20]
Этим дело не кончилось. Беседы с Андреем побудили Виктора Дольника написать популярную книгу «Непослушное дитя биосферы (беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей)», выдержавшую семь изданий! Книга завоевала популярность и любовь самого широкого круга читателей.
Во введении этой книги написано:
«Андрею Битову. В память о тех ветреных и ясных днях на безлюдном берегу моря, в течение которых два перипатетика – Стилист и Этолог – разрисовывали схемами песок, а ветер и волны – Редактор и Цензор – тут же поспешно и равнодушно разрушали написанное. Как же поведать людям об этологии и экологии человека как биологического вида? “Ты подымай, не то я подыму”, – повторял ты слова Ахиллеса. Ты поднял в своих “Птицах”, а теперь я подымаю в “Непослушном дитя”».
Обессмертив наш полевой стационар, Андрей увековечил и мой «панский» домик, где прожил несколько сезонов. Вернувшись однажды из отпуска, я нашел на столе записку:
«Дорогой Пан! Спасибо за приют (в который раз!). Я здесь наконец дописал “Лес”, стихи из которого ты знаешь. Привет от Оли.
22.8. Андрей.
P. S. Не подмели из предрассудков. Ты знаешь на своем опыте, что у меня в данном случае могут быть основания: мы – на машине».
Утро писателя. Куршская коса
Действительно, я хорошо помнил на опыте его опасения. Опыт этот мы приобрели в августе 1969 года, когда вчетвером, Андрей с Ольгой и я с женой Еленой, пустились в дальний путь с Двенадцатого в Ленинград через всю Прибалтику. Водительский стаж у Битова был уже немаленький, и продвигались мы довольно резво, пока не проехали Шауляй. Моросил мельчайший дождик, и видимость оставляла желать лучшего. В один из моментов Андрей пошел на обгон, и неожиданно перед нами возник стремительно несущийся на нас грузовик. В эту секунду Битов принял, как потом оказалось, единственно правильное решение – он резко кинул машину влево, и мы стали сваливаться под откос. Эти секунды отпечатались в моем мозгу, как в замедленной съемке, и запомнились навсегда. После броска наша машина полностью перевернулась и, вновь встав на колеса, уперлась бампером в небольшое деревце. Андрей, каким-то особенно медленным движением убирая со своего лица осколки ветрового стекла, произнес, не оборачиваясь: «Живы? Все живы?». И хотя немедленного ответа не последовало, мы ощутили постепенно возвращающуюся радость жизни – все мы были не только живы, но и без видимых ранений.
В те годы, как и всегда, я писал стихи и, не удержавшись, показал кое-что Андрею. Разумеется, получил значительный заряд критики, но, к счастью, конструктивной. Сам Андрей Битов писал прекрасные стихи, где в его особенной философской манере отражалась его жизнь, в том числе и протекавшая на Куршской косе. В те годы Андрей очень чутко воспринимал суждения простых читателей о своем творчестве. Я признался ему в том, что его стихи нравятся мне даже больше, чем его ранняя замечательная проза. Как ответ на это, в дарственной надписи на книге «Образ жизни», вышедшей в 1972 году, Битов написал мне: «В оправдание этой прозы скажу, что образ жизни автора ей все-таки соответствует, а поэзия – все-таки нет». Тем не менее после этого Андрей стал дарить мне не только свои книги, но и рукописи своих стихов с дарственными надписями. Одно из них – нижеследующее.
Воспоминание о Рыбачьем
15 августа 1980
Дорогому Пану – не знаю как – поэзия или проза, но зато Коса, птицы и дружба остаются.
Впоследствии и я стал дарить Битову свои книжки, в том числе и мемуарные, и стихотворные, а получал взамен его книги с дарственными надписями. На мой взгляд, эти надписи могут много сказать о характере Андрея. Приведу здесь самые интересные.
