Битов, или Новые сведения о человеке - [18]

И вдруг, притомившись писать, заглядываю наугад в книжечку «Текст как текст» – страница 9.

Родина Руставели

Не стану утверждать, что я повторял знакомые мне с детства строки. Есть особая убедительность в имени поэта, и не читанного тобою. Ухо слышит звук, соответствующий чьему-то имени, сто раз, и в нем не будет имени. Но стоит раз произнести его человеку, знающему, что оно значит, знающему на высоте собственной любви, как вы и услышите и поверите. Слово «Руставели» слетает с уст грузина именно таким убедительным образом. Вы уже не сомневаетесь. Вам необязательно проверять.

Ах, Битов! Обо всем уже подумал!

В чем подвиг? Быть умным, быть очень умным, думать о смысле жизни постоянно как об актуальной проблеме, обращать внимание на все, что попадает в поле зрения, быть, в конце концов, талантливым – это нормально. Не так уж часто, но нормально. А вот суметь заставить себя и суметь все это варево изумительно написать и долго публично плодоносить – вот это уже другое дело. Это уже жертвоприношение. Конечно, все тщеславны, все любят лесть, но разница в том, что это было – служение или умысел. Как ни хитер он был, а все же его хитрость напоминала скорее фантазии Дон Кихота, помятого нашей действительностью. Он мечтал о торжестве смысла, искал, боялся и искал. Замечательно о нем сказал о. Владимир Вигилянский, увы, на отпевании – про его жизнь под Богом, под страхом Божьим.

Битов требовал поклонения, а сам в себе сомневался, ориентировался не на восторги читателей, а на Высший Суд. Расчет в быту, в отношениях с Издателем был для него неуклюжей попыткой соответствовать делам человеческим, по сути, ему неинтересным.

Все пишут оттого, что не с кем обсудить НЕВЫРАЗИМОЕ, а если вдруг есть с кем, то сразу понимаешь, методом вычитания обнаруживаешь отличие своего восприятия от чужого и потребность свое – обозначить, застолбить и оградить – написать…

Битов – это совершенно обособленное явление, планета, со своими спутниками, силой притяжения, периодами обращения вокруг своего солнца и своей оси. Битов писал не беллетристику, а свои тексты, свои мысли, облекаемые сперва в рассказы, повести, роман, очерки путешествий, а потом персонажи все более превращались в участников диалога, на который распадался монолог автора. Путешествия превратились во взаимодействие автора с пространством, с поводами для размышлений, с подтверждениями наитий и предубеждений и т. п.

Битов искусный писатель, он написал уйму изумительных текстов, создал свою неповторимую интонацию, своим уникальным ходом мысли ошеломил, восхитил, но не дал приблизиться никому. Он выходил на дорогу и шел по ней – один. Бедный и богатый, маленький и большой. Герой какой-то замечательной сказки.

Все попытки сейчас сказать о Битове точно или более или менее полно напоминают присказки. Сказка впереди. И назвать ее надо большими буквами – ПРО БИТОВА.

Из книги А. Битова «Птицы, или Новые сведения о человеке»

«Мы живем на дне воздушного океана. Среди домов и деревьев, как меж ракушек и водорослей. И вот ползет такой краб, скребя своим днищем по асфальту, с панцирно-неподвижной шеей, задерет лишь ненароком голову, переползая обстоятельство на пути, – там полощется небо, в нем повисла, еле шевеля плавниками, птица. Птицы – рыбы нашего океана. Мы живем на границе двух сред. Это принципиально. Мы не то и не другое. Только птицы и рыбы знают, что такое одна среда. Они об этом, конечно, не знают, а – принадлежат. Вряд ли и человек стал бы задумываться, если бы летал или плавал. Чтобы задуматься, необходимо противоречие, которого нет в однородной среде, – напряжение границы. На этой границе постоянный конфликт и инцидент. Мы – напряжены, мы расслабляемся лишь во сне – в какой-нибудь отрысканной безопасности, как под камнем. Сон – наше плавание, единственный наш полет…

…У этой повести есть и своя героиня, и намек на любовную линию – Клара. Нет, это не была рядовая командировочная интрижка – это была нежность, род чистой влюбленности – и ровный ее свет скрашивал мне корреспондентское одиночество. Клара была молода, умна и красива. Она любила блестящие вещи, табак и умела считать до пяти. Она любила другого. Валерьян Иннокентьевич был изящный молодой человек. Она ласкалась к нему как кошка (сравнение очень некстати: кошек на биостанции не подпускали на выстрел – орнитологическая специфика…). Я думаю, что неразвращенному читателю уже ясно, что Клара…

Человек возникает как раз там, где вымирает любой другой вид. Ни теплой шерсти, ни грозных зубов, ни волчьей морали – брюки, пуля, религия…

Владимир Паевский [12]

Андрей Битов и орнитологи Куршской косы

3 декабря 2018 года в Москве, в возрасте 81 года, скончался русский писатель Андрей Георгиевич Битов.

Спустя девятнадцать дней, 22 декабря, в Петербурге, в музее-доме Владимира Набокова, что находится в самом центре города, рядом с Исаакиевской площадью, состоялся вечер памяти писателя. Литераторы, филологи и друзья Андрея Битова поделились с аудиторией своими воспоминаниями и своим отношением к его удивительному и оригинальному творчеству и к его замечательной, независимой, ни на кого не похожей персоне. Из широко известных поэтов на этом вечере о своей самой долголетней дружбе с Андреем рассказал и Александр Кушнер. Андрей Битов всегда был ленинградским, петербургским писателем и долгое время жил практически на два дома – и в Питере, и в Москве, постоянно переезжая между двумя столицами. Помимо всех общественных постов в писательской среде, именно он был идейным вдохновителем создания музея Владимира Набокова в Петербурге в 1998 году.