Битники. Великий отказ, или Путешествие в поисках Америки - [38]

*

Теперь, устранив порядок сакрального с помощью самого этого порядка, Гинзберг может пожинать плоды своей ловкой субверсии. И главным таким плодом окажется, разумеется, не то чтобы сакрализация, но освобождение плоти – самая последовательная и успешная сексуальная революция, которую до этого знал западный мир.

Кто мог догадываться, что именно в сексе сокрыт такой революционный потенциал? Пока порядочные люди, по-прежнему игнорируя Фрейда и его дикую банду, как ни в чем не бывало настаивали на традиционной сексуальной морали, в соответствии с которой всё сексуальное помещалась строго вне пределов этой морали, среди подрастающего поколения зрела грядущая смута. И вот, к 1960-м годам всё стало понятно: Эрос революционизировал буржуазную жизнь.

Вспомним такой рациональный, такой схематичный фильм Пьера-Паоло Пазолини «Теорема», который появился в достославном 1968 году. По сюжету, если это можно так назвать, в черно-белый быт средних зажиточных горожан врывается таинственный юноша в исполнении молодого Теренса Стампа. «Кто этот парень? – Просто парень», – говорят они. Очень быстро его присутствие переворачивает эту жизнь и ставит ее на такое место, о существовании которого, казалось, все эти ухоженные дамы и господа даже и не догадывались.

Эрос, будем звать Стампа так, не делает ничего особенного, он просто есть, как есть наше собственное тело, но сам этот голый факт пробуждает в окружающих непреоборимое желание. Ни с того ни с сего молчаливая служанка хочет до него дотронуться, будто его тело источает некую энергию манящего соблазна. Она плачет, созерцая его красоту. Она отдается ему, исступленная до сумасшествия. Подобно ей, мощное воздействие Эроса испытывает и юный сын хозяев дома. Ночью в присутствии обнаженного Эроса он открывает в себе гомосексуальное влечение.

Так, последовательно желание одолевает всех членов этой семьи – мать, дочь, даже отца, владельца фабрики. Мать испытывает внезапный порыв обнажиться. Отца охватывает эротическое влечение прямо посреди ночи. В конечном итоге, захваченные, обсессированные Эросом, члены семьи революционизируют свои блеклые жизни, порою весьма неожиданным образом. И если отец отдает свою фабрику рабочим, то служанка – та попросту обретает святость и способность левитировать.

Эта сила овладевает человеком и стирает его персону без остатка. Если у революции как таковой и есть чистый образ, то вот он, и революционеру Пазолини об этом хорошо известно. Эрос без сожаления ломает привычный мир и на развалинах строит новый, еще вчера немыслимый. Он опирается на воображение – неслучайно вместе с Эросом приходит искусство: в доме появляется книжка Артюра Рембо, альбом с репродукциями Фрэнсиса Бэкона. Искусство, сексуальность и революция суть одно целое.

*

Часто возводят сексуальное раскрепощение литературы к фигуре Дэвида Герберта Лоуренса – он-де освободил в своем слове кричащую плоть. Между тем он писал: «Порнография – это попытка осквернить сексуальную природу человека, замарать ее грязью, а это непростительное преступление. Возьмем, к примеру, такое отвратительное явление, как распространенная в большинстве городов торговля порнографическими открытками из-под полы. Те, которые попадались мне на глаза, были столь омерзительны, что, когда я смотрел на них, мне просто хотелось плакать. Какое оскорбление для человеческого тела, какая вульгаризация такой важной сферы, как человеческие отношения! Нагота на этих открытках выглядела отталкивающей и вместе с тем жалкой, а половой акт – унизительным и уродливым. Да, именно так – не актом любви, а грязным, мерзким, постыдным актом спаривания.

То же самое можно сказать и о продаваемых из-под полы книгах. Они или столь отвратительны, что при чтении вызывают тошноту, или настолько глупы, что читать их могут только полные идиоты, а писать – одни лишь кретины»[77]. Надо же, ну просто само благочестие, будто пишет монашка! Остается лишь фантазировать, что бы случилось с господином Лоуренсом, попадись ему на глаза книжка «Вопль и другие стихотворения».

Революционные и непристойные, строки Гинзберга уходят настолько далеко от «вольностей» высокого модернизма, насколько хватает взгляда. Без всех этих чисто словесных движений, описанных выше, ни о каком лете любви, ни о каких хиппи и мыслить бы не приходилось. Гинзберг оказался духовным отцом целого поколения, пришедшего на смену битникам. И хотя его заслуг в этом деле никто не отрицает, всё же нужно отметить, что его революция появилась не на пустом месте – она имеет историю и свой пантеон, включающий, помимо Гинзберга, многих других персонажей. Я бегло затрону историю этой сексуальной революции, так как она, без сомнения, является одним из главных семян разбитого поколения.

Сам этот термин, «сексуальная революция», получил широкое хождение благодаря некогда популярному австрийскому врачу и мыслителю постфрейдисту Вильгельму Райху – так назывался его труд, в котором незадолго до анализов Франкфуртской школы проводился относительный синтез фрейдизма и марксизма (позже на такой базе возникнет направление так называемого фрейдомарксизма). Райх выдвигает следующие тезисы в защиту сексуальной революции. Прежде всего надо понимать, что сексуальность имеет дело с базовой биологической энергией, которая отвечает за все проявления человеческой жизнедеятельности, то есть то, что Фрейд называл Эросом или либидо лежит в основании человеческой психики, его социальности, культуры и всего прочего. Будучи, следовательно, базисным явлением, сексуальность требует о себе отдельной и тщательной заботы. Однако, забывая об этом, а может быть, помня, но используя это в своих корыстных целях, общество подавляет сексуальность, а вместе с ней и базовую жизненную энергию, ограничивая свободу проявления либидо, жестко нормируя эротическую жизнь и тем травмируя ее субъектов. По сути, подавленный Эрос равнозначен подавленной жизненной энергии в целом, в результате чего человек становится биологическим, а вместе с тем и психическим, и социальным калекой.