Битая карта абвера - [53]

— Нам известно, что противник что-то замышляет. Но что и где, мы не знаем. Некоторая... э-э... нестабильность положения на фронте требует чрезвычайной осмотрительности и осторожности. — И сделав вид, что не замечает иронического взгляда шефа, подчеркнул: — Война есть война. Может произойти случайность, которая сыграет на руку врагу.

Штандартенфюрер откинулся на спинку стула. Его взгляд стал колючим.

— Вы противоречите себе, гауптштурмфюрер, — нравоучительно заметил он. — Вы правильно сказали, что о замыслах противника мы знаем недостаточно. Значит, тем более следует как можно скорее завершить операцию. — И, повернувшись к Фурману, попросил еще кофе.

Тот вышел отдать распоряжение.

Шеверс попытался вернуться к прерванному разговору.

— Штандартенфюрер, можем ли мы верить эмигранту Скорпиону?

Не сдерживая раздражения, Ноймарк на этот раз жестом приказал ему замолчать. А потом резко бросил:

— Вас, гауптштурмфюрер, я не включил в число кандидатов.

Лицо Шеверса побледнело от обиды, что его заподозрили в трусости. Зависшая тишина еще больше начала угнетать его. Но Ноймарк умышленно молчал, давая тем самым понять подчиненному, что он не намерен терпеть возражений в уже принятом им решении.

Возвратился Фурман, разлил в чашки горячий кофе и сказал:

— Меня не покидает ощущение, господа, что операция завершится благополучно.

Ноймарк, дабы уязвить самолюбие упрямого гауптштурмфюрера, спросил Фурмана:

— У полковника Рокито или у вас есть сомнение, что Скорпион ведет двойную игру или что противник ему не доверяет?

— Нет, — твердо ответил Фурман.

— Вот так-то, господа, — бросил с вызовом штандартенфюрер, хотя восклицание адресовал только Шеверсу и, тыкая толстым пальцем в лежавшую на столе карту, стал объяснять:

— Встреча с Петровым или же кем-то другим будет проходить на занятой нами территории, хотя и вблизи линии фронта. Из этого может следовать: большевики не будут его прикрывать большими силами и нам будет не трудно разгромить небольшой отряд прикрытия. Я выезжал на место. Организовать противнику засаду здесь, — он вновь ткнул пальцем в карту, — сложно. Мы же будем в более выгодных условиях. Кроме того, «Шмидт» очень серьезная приманка. — Он громко и грубо рассмеялся. — Они побегут за ним, как за курочкой, несущей золотые яйца!

18

Восемнадцатого января сорок второго года началось наступление Южного и Юго-Западного фронтов. Прорвав оборону на участке Балаклеи и Красного Лимана, войска углубились в оборону противника, образовав Барвенковский выступ. В полосе наступления батальона стрелковой бригады Черевичного должна была завершиться операция по захвату лже-Шмидта.

В ожидании Рязанова время текло медленно. Петров и Кузьменко нет-нет да и посматривали на часы. Наконец он появился в дверях. Лицо от мороза красное, глаза блестят задором. Он поднес руку к ушанке и доложил, что задание выполнено.

Первым не выдержал Кузьменко. Он пружинистой походкой подошел к Ивану Федоровичу.

— Кого привел? — нетерпеливо спросил он и пожал ему руку.

— «Шмидта» и еще двух солдат.

Петров тоже подошел к Рязанову.

— Спасибо, Иван Федорович, — произнес он. — Спасибо.

Он направился к скамье, стоявшей у стены, и жестом пригласил сесть его рядом.

— Где «Шмидт»?

— Я его оставил под охраной в моей комнате, а солдаты в комендатуре.

— Расскажите, Иван Федорович, как все было. Понимаю, что устали, поэтому доложите основное. Подробности изложите потом в рапорте.

Рязанов сознавал, что, невзирая на усталость, не имеет права быть лаконичным. Он не сомневался, что после доклада начальник заставит его отдыхать. Но сам сразу же начнет работу с лже-Шмидтом. Любая деталь операции может оказать помощь в работе с задержанным. Поэтому, рассказывая о ходе операции, он старался говорить о главном, опуская детали, не имевшие прямого отношения к лже-Шмидту. Рассказал, что вместе с разведчиками выбрал в полосе наступления батальона место для засады. Там были небольшие овражки. Это позволило замаскировать бойцов. Засаду организовали в десяти километрах от того места, которое было указано лже-Шмидту. Расчет простой: до места встречи было еще далеко, поэтому немцы могли быть не очень бдительными, и фактор неожиданности должен был сыграть главную роль в завершении операции.

Дорогу заминировали таким образом, чтобы, подорвав мины одновременно, не дать возможности противнику ни двигаться дальше, ни отступить к Славянску. Высланный в сторону города дозор условным сигналом сообщил, что немцы приближаются. Вначале показалась крытая грузовая автомашина, за ней бронетранспортер и еще автомашина. Когда колонна въехала в засаду, командир группы разведчиков подал сигнал. Но минер замешкался, и первая машина проскочила мину, а последовавшим взрывом повредили бронетранспортер. Сзади колонны также раздался взрыв.

Иван Федорович честно признался, что не слышал команды открыть огонь и начал стрелять по фашистам лишь после того, когда бойцы бросили гранаты в грузовики, открыли огонь. Он, меньше всего обращая внимание на ход боя, высматривал среди противника офицера. Но найти не мог.

Сопротивление немцев хотя и начало ослабевать, подобраться к подбитому бронетранспортеру было трудно. К Рязанову подполз командир группы и сказал, что захвачен в плен солдат, который заявил, что командир их взвода убит, а другой офицер в бронетранспортере. По ослабевшему огню было очевидно, что бой кончается. Но в это время стали отчетливее слышны артиллерийские раскаты наступающей Красной Армии, группа могла попасть под обстрел своей артиллерии. Командир бросился к бронетранспортеру и приказал всем сдаваться. Но ответа не последовало. Тогда несколько бойцов влезли в поврежденную машину и вытащили офицера. Сняли шлем. По щеке текла струйка крови. Боец-санитар осмотрел голову немца. Оказалось, что он не ранен, а ударился головой о броню при взрыве мины и потерял сознание. Ему наложили повязку. Придя в сознание, офицер на ломаном русском языке спросил, кто командир. Ему указали на Рязанова.