Битая карта абвера - [27]

— Я понимаю, что сообщенные мною сведения ординарны, — говорил Шумский. — Рокито дал указание объяснить это тем, что я сравнительно недавно работаю в абверштелле, к активным акциям не привлекался. На секретные совещания не приглашался. — Немного подумав, сказал: — У вас может возникнуть вопрос, почему они пошли на раскрытие некоторых данных о сотрудниках. Попытаюсь и это объяснить. Во-первых, они верят в скорую победу, поэтому не опасаются, что сведения о них попадут в советскую контрразведку. Во-вторых, за последнее время, как полагают Рокито и Фурман, вы арестовали ряд их агентов, которые, несомненно, рассказали все, что знали. Вряд ли я рассказал вам больше.

— Пожалуй, — согласился Петров. — Но в таком случае, на что рассчитывали ваши шефы? На нашу наивность?

— Не думаю. После многочисленных провалов своей агентуры они стали менять мнение о способностях вашей контрразведки. И готовя меня, предупреждали, что вначале мне не будут доверять, подвергнут проверке. Наиболее вероятно, что в течение определенного времени мне разрешат передавать им только дезинформацию. Они утверждали, что лишь через несколько месяцев, если мне поверят, я смогу собирать и передавать ту информацию, которая интересует вермахт и абвер. Вы должны знать: там ожидают контрнаступление. Поэтому перед абвером стоит сейчас главная задача — выяснить направление и сроки контрудара, передислокацию войск, их оснащение, перемещение командного состава.

Все, о чем рассказывал Шумский, для Петрова не было новостью. Показания обер-лейтенанта отличались от показаний разоблаченных лазутчиков только тем, что ему поручено внедриться в советскую контрразведку. Не может быть, чтобы столь упрощенно работал абвер. Рокито и Фурман не могли рассчитывать на то, что, получив от Шумского такую информацию, ему здесь поверят. Хоть что-то важное, пусть даже с элементами дезинформации, но значительное, они должны были дать ему! Что-то недосказывает Шумский, приберегает, как азартный игрок, козырь под конец. И он поинтересовался:

— У вас все?

Шумский прищурил глаза, улыбнулся уголками рта.

— Чтобы вы начали мне доверять, — начал он не спеша, — я доложу вам сейчас нечто очень важное...

Кажется, я не ошибся, подумал Петров и поправил очки, молча ожидая, что последует дальше.

— Я попросил вас принять меня прежде, чем допросите задержанных партизанами четверых бывших красноармейцев. Мне известно, что все они являются агентами абвера. — Обер-лейтенант немного выждал, чтобы Петров уяснил важность сообщения. — Фурман приказал мне выехать в село Сидорово в расположение штаба сорок четвертого полка СС, с тем чтобы проконтролировать переброску группы в ваш тыл. После этого я должен был вернуться в абверштелле и доложить Фурману о выполнении задания. И ждать команды на вывод. — Он вновь улыбнулся только уголками рта. Покачал головой, давая понять, что счастливая случайность помогла ему быстрее, чем он на то рассчитывал, порвать с прошлым. — Я уже доложил — моя подготовка к тому времени была окончена. Главное в задании — завоевать ваше доверие. Потом сообщить обо всем в «Орион».

— Как?

— По рации. Запасной вариант — связник.

— Радиста должны перебросить?

— Радистка переброшена к вам раньше. Судя по полученной радиограмме, она осела удачно и работает вне вашего контроля. Радистка окончила школу «Орион». С ней я не встречался, знаю лишь по фотографии. Руководит ею агент абвера по кличке Коршун. Из той же радиограммы известно, что он также легализовался. Я его видел, он меня нет. Его приметы...

Шумский обрисовал портрет «Коршуна», не назвав ни одной особой приметы.

— С Коршуном мне надлежит встретиться, с того момента он прекратит самостоятельную работу, а радистка перейдет в мое подчинение. По сигналу оттуда Коршун должен выходить на встречу со мной на вокзал в первый и третий четверг месяца, с шестнадцати до шестнадцати тридцати. Рокито сказал, что Коршун после встречи должен перейти линию фронта и лично доложить, что видел меня.

Впервые за всю сегодняшнюю беседу обер-лейтенант заискивающе посмотрел на Петрова.

— Если вы посчитаете целесообразным использовать меня в игре с абвером, то прислушайтесь к моему совету: не арестовывайте радистку и дайте возможность Коршуну встретиться с Рокито.

Петров слушал молча, давая возможность пленному самому все высказать до конца. А тот продолжал:

— По плану операции, радистка останется со мной. Я же обязуюсь все радиограммы шифровать под вашим контролем. Для этого я передам вам копию имеющегося у радистки кода. Сообщу условный знак, которым она должна уведомить абвер в случае, если мы попадем под колпак. У меня все, — с облегчением закончил Шумский.

— Понимаю, что вы устали. И все же, прошу ответить на несколько вопросов.

Шумский вяло улыбнулся и в знак согласия кивнул.

— Вы считаете, что, не арестовав радистку, с вашей помощью мы будем застрахованы от какой бы то ни было случайности?

— Что вы имеете в виду? Побег или бесконтрольный выход в эфир? — уточнил Шумский.

— И то и другое.

— Нет, это исключено. — Впервые тон обер-лейтенанта был категоричен. Но он понял, что перешагнул грань дозволенного, и уже более сдержанно сказал: — Она и Коршун не знают, кто должен явиться к ним в качестве шефа. Им лишь известно, что это будет официальный сотрудник абвера. Они прекрасно понимают, что за любое нарушение дисциплины там их по головке не погладят. А грешки у них перед советской властью имеются.