Битая карта абвера - [29]

Владимиров быстро заморгал и поспешно вытер белоснежным платком набежавшие на глаза слезы. Он уставился на Ольгу. Вот кто мог бы заменить ему Диану. Но вспомнив приказ Штейнбруха, отбросил эту мысль.

— Я не буду торопить вас. Ответ дадите через Агнессу. Кстати, советую дружить с ней. Умная и энергичная девушка. — И совсем неожиданно перешел на другую тему: — Вы увлекаетесь только легкой музыкой?

— Нет.

Она рассказала, что мечтала поступить в консерваторию, готовилась к вступительным экзаменам. На школьных вечерах играла произведения Чайковского и Вагнера, Моцарта и Бетховена.

Глаза заместителя бургомистра потеплели.

— Вот это славно, сударыня. Должен сказать, что главной целью моей встречи с вами было выяснить именно это. Теперь слушайте меня внимательно. Вы должны помочь мне.

Расхаживая по кабинету, он рассказал, что майор Штейнбрух и его друзья — большие любители классической музыки. Майор играет на флейте, и ему нужен аккомпаниатор.

— Я буду вас рекомендовать.

Это было сказано в форме приказа, и девушка, не осмелившись возражать, неуверенно произнесла:

— Но сыграть сразу что-то серьезное без репетиции просто невозможно.

— Понимаю, что сложно, но другого выхода нет. У моего друга майора, — он умышленно сделал ударение на этих словах, — нет времени на репетиции. — И как бы вспомнив, сказал: — Майор высказал пожелание сыграть друзьям вторую часть симфонии Листа из «Фауста» — «Гретхен». У вас есть ноты?

— Нет.

— Ноты вам доставят. Нужно подготовить «Гретхен». — И немного подумав, добавил: — Один из близких друзей майора любит «Ад» из «Божественной комедии», Вам приходилось играть? Нет? Попытайтесь разучить. Ноты тоже пришлю. Времени, к сожалению, мало, поэтому на репетиции в театр не ходите. Обойдутся. Желаю успеха. И очень надеюсь на вас, сударыня.

Ноты принесла Агнесса.

Ольга подолгу играла, но оставалась недовольна собой. Ее охватывало отчаяние, когда она вспоминала чванливого Владимирова. А как отнесутся к ней немецкие офицеры? Она встречала их в городе. Они не скрывали презрения к местным жителям. Даже солдаты вермахта, завидев офицеров, торопились уступить им дорогу на тротуаре, вытягивались во фронт, щелкали каблуками и вскидывали руки в нацистском приветствии.

От волнения руки делались деревянными. Она пыталась играть, но под непослушными пальцами мелодия превращалась в какафонию. Ею овладевала апатия, и она, как сквозь сон, пыталась понять, что это с ней происходит? Куда уносит ее течение, почему она не противится ему? Она представила суровое лицо отца, который, несомненно, не одобрил бы ее участие в театре и предполагавшемся музыкальном вечере.

Папа, мне и самой противно, но что делать? — оправдывалась она мысленно перед ним. Ни тебя, ни Андрея нет, с кем же советоваться? С Агнессой, Виктором? Но их ответы она заранее знала. С Машей? А поймет ли она меня?

В полной растерянности пошла Ольга на музыкальный вечер, испытывая при этом еще и страх перед немцами. Нерешительно постучала в дверь квартиры, которую занимал майор. Ее встретил Владимиров, на сей раз доступный и внимательный. Заметив испуг в ее глазах, засмеялся.

— Волнуетесь, сударыня? Значит, все будет в порядке.

Он проводил девушку в комнату и представил Штейнбруху.

— У нас еще есть время порепетировать, — произнес он на ломаном русском языке. — Господин Владимиров, опекайте пока вашу протеже.

И словно забыв об Ольге, Штейнбрух повернулся к Фурману и недовольно спросил:

— Что-то полковник опаздывает. Он вам ничего не говорил?

Тот отрицательно покачал головой.

А в это время Рокито, откинувшись на сиденье, безучастно смотрел в окно автомашины. Монотонно гудел мотор. Он вытянул ноги, потянулся до хруста в суставах. Настроение у него было приподнятое. Сегодня ему позвонил старый приятель полковник Енке, недавно назначенный адъютантом Канариса. Он поздравил Рокито с представлением к железному кресту с мечами. Пожелал ему успехов и, как бы между прочим, посоветовал провести какую-нибудь головоломную, в его стиле, комбинацию. Значит, Рокито там ценят и помнят. И все же у него невольно мелькнула мысль: ценят — прекрасно, но все же следует посоветоваться с Протце[10], другом Канариса.

Шеф «Ориона» преклонялся перед адмиралом и старался копировать руководителя военной разведки. Особенно его манеру держаться. Канарис даже во время длительных бесед умел молчать о тех вещах, которые следовало держать в тайне. Именно это и не нравилось Гейдриху в шефе абвера, а Ноймарку в Рокито. Полковник пожал плечами. Он, как и многие другие, не понимал, как Канарис и Гейдрих — совершенно разные люди даже внешне, — могли быть взаимно вежливыми на устраивавшихся совместных вечерах в доме адмирала на Долленштрассе в Зюденде[11], на которые приглашались старшие офицеры абвера, СД и гестапо. Несколько раз в числе приглашенных был Рокито. Он с интересом наблюдал, как адмирал играл с дочерьми Гейдриха и членами его семьи в крокет. Не только приближенные Канариса, но и Гейдрих не знали истинного отношения адмирала к обергруппенфюреру СС и какими мотивами тот руководствовался, поддерживая, пусть только внешне, добрососедские отношения с руководителем имперской службы безопасности.