Битая карта абвера - [15]
— И все же, Вилли, прошу тебя, будь с ними поосторожней, — немного поостыв, по-дружески посоветовал Штейнбруху Рокито и тут же, переходя на деловой тон, обратился к Фурману: — В общих чертах мы с вами все обсудили. Детали отшлифуем позже.
— Завтра же приступаю к работе с Шумским, — заверил Фурман.
— Не забывайте просьбу гауптмана Петцгольца, — напомнил ему Рокито.
— Кое-что я уже сделал. Через моих людей начал изучать несколько человек из русской вспомогательной полиции.
— Есть заслуживающие нашего внимания?
— Меня навели на любопытных полицейских. Один из Долины по фамилии Сорока. На днях встречусь с ним.
Рокито одобрительно кивнул и потер пальцами виски.
— Чертовски устал. Пора, господа, отдохнуть.
6
Солнце уже было высоко, лучи его пробивались сквозь неплотно прикрытые ставни, но Ольге вставать не хотелось. Она давно проснулась, да и то сказать проснулась — только под утро чуть вздремнула, ночь же была бессонной.
Вчера она вернулась домой, ходила в села менять вещи на продукты. В одной деревне встретилась с пьяными полицейскими. Перед глазами возник рыжий верзила. Он нахально протягивал к ней руки.
— Партизанка? — спрашивал полицейский, резким движением поворачивая к себе.
От ужаса Ольга забилась под одеяло, но и тут слышался голос полицейского:
— Оружие есть?
И руки его с толстыми, покрытыми волосами пальцами касаются ее пальто, обыскивают и задерживаются на груди.
— Чего церемонишься с ней? — подзадоривают пьяные дружки, стоящие в стороне.
Ольга пытается оттолкнуть его, но это только смех вызывает у полицейских, а пальцы, расстегнувшие пальто, больно впиваются в тело. Страшно подумать, чем бы для нее окончился этот обыск, если бы не старик с женщиной, неожиданно появившиеся в переулке.
Рыжий сердито посмотрел на Ольгу и оттолкнул ее.
— Чего по селу шляешься? А ну, марш! И чтоб духу твоего здесь не было!
Отпустил. Однако сумку с продуктами, что успела наменять, забрал. А она в первое мгновение даже не пожалела о ней — так напугал он ее. Чуть не бежала по улицам, спешила поскорее уйти подальше от того места, где стояла перепуганная, застывшая от ужаса и совершенно беззащитная.
Почему она так струсила? И что говорила им в ответ? Да ничего вразумительного. Что-то испуганно и робко лепетала.
А он измывался:
— Ну, подойди ближе, красавица... Что стоишь? Ближе говорю... Ну, еще ближе!.. Чего боишься? Перед тобой власть стоит!
И опять она слышит его пьяную икоту, и тошнота подкатывает к ее горлу...
Добравшись вечером домой, голодная и усталая легла в постель, но уснуть не могла, ее била нервная дрожь.
А сейчас уже день, и надо вставать. Но откуда брать силы, чтобы жить и опять думать, где добыть еду, и приходить в пустой дом, и топить печь, чтобы хоть как-то согреться... Как она устала! Первые месяцы ждала хоть какой-нибудь весточки от Андрея, это помогало ей держаться, а сейчас уже и надежду потеряла. Единственное, что ее утешало — он среди своих.
Ольга встала, натянула на себя свитер, — мама еще вязала, — влезла в узкую юбку. Машинально подошла к зеркалу, начала расчесывать вьющиеся светлые волосы. Присмотрелась к себе. Похудела, а в карих глазах грусть. Жалкое зрелище. Андрюша говорил, что любит ее. Это, наверное, из-за волос. Разделенные на пробор, они падали на плечи, закрывая тонкую шею... Ну, вот... Нашла время любоваться собой!
В дверь постучали.
— Оля, открой!
Ольга узнала голос Маши.
Она не удивилась приходу подруги. В оккупированном городе осталось мало соучеников, и общее горе сблизило их. А не по годам серьезная и в то же время отзывчивая Маша была ближе всех.
Но сегодня Ольге хотелось быть одной.
— Наши Ростов освободили, Олечка, представляешь? — бросилась Маша к подруге. — Я к тебе шла, а на заборе типографии наклеена листовка. Наступление немцев под Москвой остановлено! Ой, Оля, кончится все это скоро! Да что с тобой? — спохватилась Маша, заметив, что Ольга слушает ее безучастно.
— Им легко писать... — И Ольга всхлипнула.
— Ты что это, а, Оля? Может, заболела?
— Голова болит, — сказала Ольга первое, что пришло ей в голову, не хотелось рассказывать Маше про свои беды.
— А ты ляг. Я тебе чайку согрею.
— Ничего, пройдет.
— Правильно, Оль, не раскисай. Мы что-то придумаем...
— А что ты можешь придумать? Ничего. Никто не может мне помочь. — Ольга опустила голову. — Завтра пойду на менку. Все, что вчера выменяла, отняли у меня полицейские.
— Обязательно уходи. Завтра же уходи! — поддержала Маша подругу, никак не прореагировав на то, что полицейские отняли у нее продукты. Она как бы и не услышала про Ольгину беду.
— Ты что-то знаешь? — Ольга учуяла неладное.
— Через несколько дней из города должны отправить большую группу жителей в Германию.
— Откуда у тебя эти сведения? — встревожилась Ольга.
— Мне один добрый человек сказал.
— И меня? — голос Ольги сорвался.
— Этого я не знаю. Но лучше тебе уйти. Я тоже собираюсь.
— Я уже готова смириться со всем, — тихо сказала Ольга и устало провела рукой по лицу.
— Ой, что ты говоришь? Ты и в Германию уехать готова?
— Нет, нет... Только не туда. Ах, если бы можно было здесь спрятаться, переждать...
Кто-то постучал в дверь.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.