Битая карта абвера - [13]

— Я тоже рад видеть вас, штандартенфюрер! — любезно ответил Рокито.

Ему было известно, что Ноймарку покровительствовали люди из близкого окружения могущественного в рейхе руководителя Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрера СС Гейдриха. Поэтому счел необходимым быть с ним не только осторожным, но и предупредительным.

— Господа, — обратился Штейнбрух к гестаповцам, — не откажетесь от чашечки кофе?

— Уверен, у вас найдется кое-что покрепче.

— Несомненно, штандартенфюрер.

Ноймарк отпил из рюмки коньяк. На его одутловатом лице отразилось удовлетворение. Он снял с длинного узкого носа пенсне, прищурил близорукие глаза. Толстыми пальцами помассировал покрасневшие от зажимов места. Испытывая неудобство от ношения пенсне, не желал их менять на очки, подражая рейхсфюреру СС Гиммлеру.

Фурман был недоволен неожиданным приходом сотрудников службы безопасности, которые не позволили до конца обсудить с Рокито задуманную ими операцию.

— Вы что-то не в духе, майор? — поинтересовался Ноймарк.

— Заботы, штандартенфюрер, — ответил Фурман.

Но Ноймарк не успел спросить, чем вызваны заботы майора, в открытую форточку донесся собачий лай.

— Мой Кони голос подает, — ласково произнес штандартенфюрер и расплылся в улыбке. — Скучает. Лучшего телохранителя не найти. — Он развел руками. — Люблю собак, господа. Это моя слабость. И сыну привил любовь к ним. Он вступил в общество по охране животных.

Вновь донесся лай собаки. Штандартенфюрер открыл окно и крикнул:

— Кони, фу!

Лай прекратился,

— Умница. А какой злой. Гауптштурмфюрер брал его на поиск бежавшего из концлагеря. Кони догнал беглеца, вцепился в горло и... — Ноймарк небрежно махнул рукой, а его взгляд стал вновь холодным и жестоким. Две глубокие морщинки, спадавшие от крыльев носа и упиравшиеся в тяжелую челюсть, обозначились резче. Наконец он оторвался от окна и позвал к себе Рокито. — Прошу извинить, господа. Мне надо посоветоваться с полковником.

По выражению их лиц можно было заключить, что беседа обоим доставляла удовольствие.

Штейнбрух и Шеверс, попивая коньяк, тоже о чем-то оживленно беседовали. Фурман, занятый своими мыслями, сидел молча. Но вскоре до него долетел возбужденный голос гауптштурмфюрера. На них обратил внимание и Рокито.

— Что случилось, господа? — поинтересовался он.

Сухощавый Шеверс прицелился взглядом в Штейнбруха, не сулившим тому добра, вызывающе вздернул подбородок.

— Меня возмущает, когда офицер абвера проявляет в отношении славян хоть какую-то мягкость!

Глаза Штейнбруха забегали, и он сдавленным от возбуждения голосом сказал:

— Бог мой, да у меня и в мыслях этого не было! Я только сказал, что отдельные наши акции могут ожесточить русских. — Он досадливо хлопнул рукой по колену, весь наполняясь холодной ненавистью к высокомерному гестаповцу. Он почувствовал себя униженным. Кровь отлила от его лица.

— Гауптштурмфюрер, — начал примирительно Рокито, с лица которого вмиг сползла улыбка, словно его обожгли крапивой, — майор Штейнбрух только высказал свое предположение, и я не вижу причины для такого серьезного обвинения.

Ноймарк поправил пенсне, сузил и без того узкие глаза. Кожа на его голове, просвечивавшаяся под редкими седыми волосами, стала красной. Он не пожелал пресечь вспышку несдержанности гауптштурмфюрера. Ему не раз приходилось быть очевидцем, когда в глазах подчиненного загорался фанатический блеск, как только речь заходила о славянах. По его мнению, это происходило оттого, что Шеверс ощущал свою собственную неполноценность. Родился он около Галле на Заале, где в далекие времена коренными жителями были славянские племена лужичан, поэтому жестокость и ненависть к славянам были для него надежным щитом.

Штандартенфюрер скосил глаза на полковника и ухмыльнулся. Богатый помещик и аристократ, шеф «Ориона» никогда его, владельца небольшого бакалейного магазина, не будет считать себе равным. Это унижало Ноймарка в собственных глазах. А вообще-то он не церемонился с офицерами абвера и самолюбия их не щадил. Занимая высокое положение в службе безопасности, он мог себе это позволить.

Шеверс посмотрел на молчавшего шефа и не увидел в его глазах осуждения. Мягкой, крадущейся походкой он подошел к столу, на котором лежали газеты, и нашел нужную ему.

— Вы читали речь генерала Гейдриха, произнесенную им в Праге? — спросил он у Штейнбруха.

Тот ответил, что читал.

— А теперь послушайте, насколько ваши сомнения... э-э... противоречат этой исторической речи, — с вызовом сказал Шеверс.

Рокито возмущала манера Ноймарка и Шеверса облекать деловое обсуждение вопросов в привычную для гестапо форму допроса, а встречи сопровождать нравоучениями, но он по-прежнему внешне оставался спокойным, сосредоточенным. Он только полуприкрыл веки, чтобы не видеть выпуклых немигающих глаз шефа городской СД.

Комедиант, усмехнулся про себя Рокито, как, между прочим, и твой шеф Гейдрих. В высших кругах армейской разведки ходили слухи, что обергруппенфюрер был морским офицером, служил вместе с будущим адмиралом Канарисом на крейсере «Берлин». Стройный, высокий, старший лейтенант Гейдрих много занимался спортом, особенно фехтованием. А на вечеринках нередко играл на скрипке. В тридцать первом году за несоблюдение традиционных принципов офицерской чести предстал перед судом чести имперского флота, был разжалован и уволен. Причина изгнания из флота тщательно скрывалась.