Биплан «С 666». Из записок летчика на Западном фронте - [17]

Вдруг, далеко позади, на голубом небе обрисовывается черный силуэт: Ньюпор!

Поздно, милейший!…

Мы как раз в эту минуту проскальзываем обратно через фронт… И мы уверены, что Ньюпору нас не догнать, а выстрелом из зенитных орудий, все еще нащупывающих нас, наш самолет не сбить.

И мы радуемся от всего сердца, что поставили на своем…

Последний полет «С 666».

До восхода солнца еще час…

Бомбы подвешены…

Старший механик высовывает на секунду голову из корпуса самолета.

– Еще три минуты до старта, господин обер-лейтенант.

– Отлично!… Воспользуемся этим, Такэ, и проверим еще раз наш воздушный маршрут.

Через откинутые дверцы мы входим, спотыкаясь, в освещенный ангар и изучаем растянутую на верстаке карту.

– Хотя наше задание, – говорю я моему пилоту, – сводится, главным образом, к воздушной разведке в направлении Авреля, я полагаю, однако, что при сегодняшнем попутном ветре, мы сможем пробраться гораздо дальше внутрь страны. Я укажу вам тогда наш дальнейший маршрут условленными между нами знаками… Мы пересечем фронт у Сарло и полетим вдоль железной дороги до Этре-Элана. Там мы сбросим бомбу на вокзал и повернем на запад… У вас есть какие-нибудь вопросы?

– Нет, господин обер-лейтенант.

– Ну, тогда в путь!

Мы влезаем в корпус самолета. Энгман еще раз пробует мотор: работает исправно. Пока дежурный по аэродрому зажигает костер, который должен облегчить нам ориентировку в течение некоторого времени после старта, мы с гудением взлетаем… Я хлопаю пилота между лопатками, что означает: все прямо к фронту, – и освещаю карманным электрическим фонарем высотомер: двести метров. Потом я бросаю взгляд, на аэродром, чтобы установить, по земле направление на север… Что такое?… В чем дело?! Я ясно вижу, как там, внизу, люди растаскивают головешки костра. Пламя быстро уменьшается, и уже через несколько секунд последние дрожащие отблески его исчезают во тьме… Что это значит? Ведь я приказал, чтобы полчаса, по крайней мере… И вдруг замечаю на блестящей поверхности правого крыла самолета… яркий отсвет огня зенитных орудий!…

Так и есть! Перегибаюсь через борт и вижу кругом под нами вспышки пушечных жерл, а над нами – пылающие шары взрывающихся гранат и шрапнелей… И я мгновенно уясняю себе картину: там – французская эскадрилья, а мы, как кур во щи, угодили в самый центр пекла… Как тут быть? Выпустить сигнальные ракеты, чтобы нас не обстреливали? Нет, нельзя… Тогда французские самолеты смогут без помехи продолжать свой путь. А кроме того, снаряды рвутся гораздо выше того места, где мы находимся, и навряд ли могут нас достать… Ах, ты, боже мой, уж если не по везет, то и на паркетном полу можно себе ногу сломать… Делать нечего – надо рискнуть… Чем чорт не шутит… Смотрю во все глаза – не вынырнет ли французский самолет… Нет, ничего не видать… Еще слишком темно… Вот если бы мы могли забрать достаточную высоту и врезаться во вражескую эскадрилью… И у меня внезапно является остроумная мысль. Я быстро нагибаюсь к Энгману.

– Закрыть газ!

Пилот медленно отводит назад рычажок.

– Над нами французская эскадрилья?!

Энгман кивает головой.

– Мы полетим сейчас к фронту, выполним задание, сбросим бомбы, а потом, на обратном пути, подкараулим вражескую эскадрилью…

Пилот соображает, в чем дело, и с довольным видом покачивается на своем бензиновом баке.

– Полный газ!

И пока мы боремся с сильным встречным ветром, нас обоих охватывает радостное предвкушение предстоящего боя…

Наконец, мы скользим над линией окопов… Несмотря на темноту, меловой грунт, выброшенный во время копания траншей, выделяется резкой белизной на черной земле, словно тонкое ручное кружево на темном бархате… Вдруг слева, в направлении Серона, вспыхивает красный огонь… Он дрожит то тут, то там, потом снижается и, наконец, украдкой мерцает чуть заметным, очень далеким пламенем…

А на полдороге между нами и фронтом тоже виднеется огонек и тоже красный, – но он горит ровно и спокойно…

Я моментально соображаю, что это значит: там, где только что вспыхнуло большое красное пламя, расположен аэродром французской эскадрильи, которую мы раньше встретили и которая, вероятно, собирается сбросить бомбы на наш вокзал; а огонек, горящий вдали на фронте, – это ориентировочный пункт и находится он к северу от первого, чтобы самолеты могли легче определять свое направление…

Невольным движением руки я ослабляю бомбодержатели и хлопаю Энгмана, чтобы он держался того направления, в котором раньше горел огонь…

Теперь пламя как будто, исчезло. Неужели команда на аэродроме предчувствует беду?…

Нет, пламя снова вспыхнуло, – минуты три после того, как оно погасло… Отлично!

Я приказываю пилоту закрыть газ.

– Аэродром французской эскадрильи! – кричу я ему.

Он кивает головой.

– И мы угостим его бомбами!

Энгман делает довольное лицо: «Очень, мол, хорошо, господин обер-лейтенант!»

Снова – полный газ!

Стоп! Вон идет поезд! Я быстро заношу его на свою железнодорожную карту, отметив также длину состава и время его прохождения. Потом, напряженным взглядом, я снова смотрю вперед…

Мы приближаемся к цели, и все так же, с равномерными промежутками, вспыхивает красное пламя магния…